Скаредов Алексей

СОБОРЯНЕ

 

Вот Лесков. Гений природного русского языка, писатель, как любят выражаться литературные критики, второго ряда. Почему же, собственно, второго, а, например, не первого? Прочтите «Соборян», о которых пойдет здесь речь, прочтите «Дворянский бунт в Добринском приходе», «Железная воля», «Запечатленный ангел», «Очарованный странник»…

 

Одна только просьба или, если угодно, совет. Если торопитесь куда-либо, если времени нет, дела заели, дети выпрашивают айфон, жена капризничает и тому подобное, лучше не начинайте. Читать вообще Лескова одним глазом, в спешке, а, особенно «Соборян», – даром терять время. Все равно, что инкерманское резервное «Каберне-Совиньон» распивать в подъезде на подоконнике. Ни вкуса, ни удовольствия.

 

Вот послушайте: «Над Старгородом летний вечер. Солнце давно село. Нагорная сторона, где возвышается острый купол собора, озаряется бледными блесками луны, а тихое Заречье утонуло в теплой мгле. По плавучему мосту, соединяющему обе стороны города, изредка проходят одинокие фигуры. Они идут спешно: ночь в тихом городке рано собирает всех в гнезда свои и на пепелища свои. Прокатилась почтовая телега, звеня колокольчиком и перебирая, как клавиши, мостовины, и опять все замерло. Из далеких лесов доносится благотворная свежесть».

 

Перед нами разворачивается неторопливая и незамысловатая история провинциального русского городка, в центре которой судьбы двух священников, отцов Савелия Туберозова и Захарии Бенефактова, и дьякона, Ахиллы Десницына, вплоть до их кончины. Вот перед нами страницы дневника отца Савелия Туберозова. Читаешь и радуешься. Откуда и слова-то такие взял Лесков? Вот подлинно русский человек русского же духа и слова. Как трогательны и нежны его отношения с попадьей, матушкой Натальей. Какая незлобивая и кроткая натура, эта матушка, и, за всем, тем понежничать с супругом и пошутить мастерица.

 

А как выведены консисторские? Секретари, цензоры и прочая чиновничья братия, прямо евангельские «лицемеры и фарисеи». Знает Лесков, хорошо знает закулисный быт духовенства, сам выходец из этого сословия. И доносы поступали на отца Савелия, что, де, не ходил с причтом по дворам раскольников вразумлять (де факто за мздою), проповедь говорил с импровизацией и с указанием на живое лицо, что недопустимо, и т.д. И ездил наш поп в губернию к владыке объясняться в прегрешениях своих, и епитимью на него накладывали, и постную пищу вкушал на протяжении 36 ден.

 

Какая прелесть диалог отца Савелия со старой барыней Плодомасовой, которая «пятерых венценосцев пережила»: «…И во всем, что сего государства касается, окроме божьей воли, мне доселе видятся только одни случайности…». Еще лет за сто до описываемых событий фельдмаршал Миних похожим образом высказывался, что Россия-матушка прямо рукой Божьей управляется. Или вот еще из диалога «…чужие земли похвалой стоят, а наша и хайкой крепка будет…» Ну, прямо, про нас.

 

Возвращаемся к неблагополучным отношениям отца Савелия с начальством. За правду-матку извергнут наш поп из благочинных обратно в простые иереи. С перспективой перерядиться и во дьяконы. Посему не устоял-таки в истине и пошел по раскольникам собирать сребреники. Открылась между тем борьба с пьянством, православные священники стали удерживать народ от пития непомерного, создавать в приходах общества трезвости. И что же? Казне убыток, откупщики жалуются министру финансов, тот в свою очередь дает разъяснение святейшему Синоду, что совершенное запрещение горячего вина, посредством сильно действующих на умы простого народа религиозных угроз и клятвенных обещаний, не должно быть допускаемо, как противное не только общему понятию о пользе умеренного употребления вина, но и тем постановлениям, на основании которых правительство отдало питейные сборы в откупное содержание. Очаровательно!

 

Время, как ни медленно оно течет в русской провинции, все же течет, и отец Савелий становится скромней в своих желаниях, ничего уже и не хочет, играет себе в преферанс и покуривает табачок. Но совесть, этот прокурор незримый, мучает по временам попа, больно ему становится за «бесцельно прожитые годы». К счастью появляется на горизонте либерал и демократ, учитель математики, просвирнин сын, Варнава Препотенский. И немедленно принимается отравлять знанием неискушенные души городского юношества. Этого отец Савелий не может стерпеть, в нем закипает солдатская кровь, и он бросается в бой за эти души. Жизнь вновь наполняется смыслом и содержанием. К борьбе подключается дьякон Ахилла со всем пылом своей детской натуры. Приезжает новый губернатор, на которого обе стороны возлагают некоторые надежды. Рекомендует себя демократом, а оказывается полным идиотом. Вот такой парадокс, и это полтора столетия назад. Даже не верится.

 

А между тем уездный городок, над которым проносятся эти бури, спит себе мертвым сном, да так заразительно, что человек, осужденный жить среди такой обстановки, и сам теряет всякую бодрость и тоже томится и дремлет. Ох уж эта уездная дремота! Не одну Екатерину Львовну Измайлову она сгубила, многих! Но не таковы наши герои. Бодр их дух. Учитель Препотенский, как истый демократ, либерал и прогрессист, смело вступает в борьбу с невежественным духовенством за искоренение всего нехорошего, включая сюда и собственную мать-старушку. Описывая перипетии этой, отчасти комической, борьбы развернулся Лесков во всю мощь своего сатирического таланта. Пересказывать смысла нет, только испорчу. Читайте!

 

А какая прелесть рассказы карлика Николая Афанасьевича, дворового человека госпожи Плодомасовой, о том, как барыня вольную дала его семье, о том, как его женили, о том, как он с императором Александром Павловичем разговаривал… Настолько совершенная стилизация прямой речи, что карлик этот вызывает такие же теплые чувства, как и живой человек.

 

К местным демократам прибывает подкрепление из столицы, из Санкт-Петербурга (провидец Лесков что-то знал!), в виде князя Борноволокова, прежде запачканного в каких-то неблагонадежных делах, и секретаря его, Термосесова, а по совместительству его же шантажиста. Эти двое просто гротескные типы. Сатирические. Затевается по инициативе секретаря интрига против отца Савелия и дьякона Ахиллы, стряпается кляуза и дается ей правильный ход. Заканчивается эта тяжба нехорошо для наших героев.

 

Дело еще усугубляется тем, что отец Савелий во время путешествия по благочинию попал в сильнейшую грозу и чудом не погиб, переосмыслил свою жизнь и решился выполнить свой пастырский долг, сказав в храме проповедь, обличающую лицемерие городских чиновников, молящихся неискренне и храм посещающих без желания: "Молитвенники сии суть слуги лукавые и ленивые и молитва их не молитва, а наипаче есть торговля, торговля во храме, видя которую господь наш И.Х. не только возмутился божественным духом своим, но и взял вервие и изгнал торгующих из храма".

 

После такой проповеди повлекли о. Савелия в консисторию на правеж. «Жизнь кончилась, начинается житие» сказал он сам по этому поводу. Так оно и вышло. Вышел запрет ему служить и приставили его в наказание к незначительной должности при архиерейском доме – причетником. Во время этой ссылки его тихо скончалась попадья. Вскоре отошел и протопоп, простив по-христиански перед кончиною своих обидчиков. Не задержались на этом свете и карлик Николай Афанасьевич и дьякон Ахилла, будучи « уязвлен» до глубины души смертью любимого протопопа. Успев, правда, поставить ему памятник, изведя на это дело все свои средства. А пришедшей весной, во время пасхального богослужения, тихо уснул и старичок Захария.

 

"Грустно жить на этом свете, господа".

 

(Литературный Компас)

 

 

ОЧАРОВАННЫЙ СТРАННИК

 

Первый и едва ли не самый важный ключ к пониманию повести лежит в ее названии. Толковый словарь Ожегова дает такое определение: странник — это «странствующий человек, обычно бездомный или гонимый», а также «человек, идущий пешком на богомолье, богомолец». И в повести Лескова последовательно реализуются оба значения этого слова. Значение же слова «очарованный» точнее всего представляет словарь Даля: очаровать — «обворожить, околдовать, чарами овладеть кем». Читая «Очарованного странника», важно отмечать, чем или кем очарован главный герой на каждом этапе своего жизненного и духовного пути.

 

Загадка кроется не только в названии произведения, но и в имени центрального персонажа — точнее, в его многоименности.

 

В детстве и юности герой носит прозвище Голован. Такое имя древние славяне давали детям с большой головой, а позже «голованами» стали называть умных и сообразительных людей.

 

Имя Иван имеет библейское происхождение и древнееврейские корни, а в переводе означает «Божье благоволение», «милость Божья». Татары, к которым герой попадает в плен, тоже называют его Иваном. Однако они используют это имя как нарицательное, символизирующее национальную принадлежность: «У них все если взрослый русский человек — так Иван, а женщина — Наташа, а мальчиков Кольками кличут». И конечно, Иван — это традиционное имя героев русских сказок.

 

С персонажами фольклора Ивана Флягина роднит не только имя. Рассказчик повести описывает его как «человека огромного роста, с смуглым открытым лицом и густыми волнистыми волосами свинцового цвета… Он был в полном смысле слова богатырь, и притом типический, простодушный, добрый русский богатырь, напоминающий дедушку Илью Муромца в прекрасной картине Верещагина и в поэме графа А.К. Толстого». Известно, что полное былинное имя богатыря — Илья Муромец сын Иванович. Так Лесков еще в самом начале произведения соотносит героя с народным идеалом, который символизирует Илья Муромец.

 

Однако лесковский герой на протяжении произведения принимает и иные имена. Так, искупая грех убийства цыганки Груши, он идет в солдаты «за другого», становясь Петром Сердюковым: «Что же, — отвечаю, — мне все равно: я своему ангелу Ивану Предтече буду молитвить, а называться я могу всячески, как вам угодно». В монастыре Флягин принимает еще одно имя — отец Измаил, что в переводе с древнееврейского означает «услышит Бог».

 

Фамилию героя тоже можно рассматривать как значимую. Фляга — это и намек на «выходы» героя, и знак того, что именно несет в себе очарованный странник, символ предопределенности его судьбы.

 

(Культура РФ)

 

 

ЗАПЕЧАТЛЕННЫЙ АНГЕЛ

 

Русская литература загадочна, многослойна и непредсказуема – даже произведение с самым простым сюжетом может оказаться запутанным и неоднозначным. И иногда писатели нарочно путают карты читателям и исследователям. Взять вот Николая Лескова, в чьем рассказе о старообрядцах и чудотворной иконе всплыл… бочонок водки.

 

Николай Лесков написал «Запечатленного ангела» в 1872-м году. Длинный рассказ повествует о необыкновенной иконе старообрядцев, на которой изображен ангел. Чиновники отобрали ее вместе с другими образами и «запечатали» лицо ангела сургучом, но икона все равно привлекла внимание православного архиерея, и он велел поставить ее на алтарь в церкви. Чтобы вернуть святыню, старообрядцы решили подменить ее подделкой.

 

Была изготовлена новая икона, тоже с запечатанным лицом, но слишком поздно: на реке начался ледоход, перебраться через нее и добраться до церкви было, казалось, невозможно. Однако одному из старообрядцев это удается – с иконой за пазухой и веслом в руках он, балансируя, переходит реку по протянутой цепи строящегося моста. Когда он оказывается на другом берегу, то видит, что с лица ангела на иконе пропала печать.

 

Концовка рассказа ярко пропагандистская и жестко раскритикована многими, в том числе Федором Достоевским: старообрядцы принимают произошедшее за чудо и присоединяются к православной церкви. Чуть позже «чудеса» легко объясняются, так что после прочтения создается впечатление шутки (печать была сделана на листе, прикрепленном к иконе, который во время перемещения через мост – отклеился)

 

Пусть так. Но при чем тут водка?

 

Реакция на произведение не понравилась Лескову – он считал, что рецензии снисходительны, а многие читатели понимают его неправильно. Одно из мнений, что рассказ написан на основе реальных событий, произошедших в Киеве, при постройке моста через Днепр, побудило писателя приоткрыть завесу тайны над историей создания «Запечатленного ангела».

 

Здесь надо иметь в виду, что этот рассказ – произведение красивое и глубокое. Описания иконы и того, что принимают за действие ангельских сил, удивительно мощные и притягательные. Даже неверующие читатели проникаются и признают мастерство автора, а Лесков вдруг делает удивительное заявление: да, был такой случай. Но не с иконой. С водкой.

 

При строительстве моста через Днепр один каменщик во время пасхальной заутрени отправился за водкой – на другом берегу она была дешевле. Каменщик закупил целый бочонок и, балансируя с шестом, вернулся обратно. История в лице Лескова сохранила даже то, что бочонок тут же выпили, «во славу святой Пасхи». Надо ведь было как-то отметить «чудо».

 

Этот случай вдохновил Лескова, и он посчитал его идеальным для изображения безрассудной удали русского человека. Однако это не означает, что если бы каменщик не отправился за водкой, «Запечатленного ангела» бы не случилось. Цель произведения была совсем другой, и, подчеркивает Лесков, вся история – сплошной вымысел, не считая, конечно, многочисленных исторических и искусствоведческих подробностей: рассказ наполнен интересными и малоизвестными деталями об иконах. Лесков тщательно изучал эту тему, и даже писал исторические очерки.

 

Так что герой Лескова, конечно, шел за иконой. А вот вдохновитель этого безумного подвига отправился прямиком за водкой. И никто из них не пожалел о своем путешествии!

 

(Журнал book24)

 

Ссылка на сайт для скачивания книги в комментарии №1.