Аада Николаус

Когда в моей детской жизни появился Высоцкий, я помню…. была какая-то передача, и родители позвали меня посмотреть/послушать…. Я запомнила гитару с ленточкой, лежащую на диване….А вот когда в моей жизни появился Окуджава, я совсем не помню…. мне кажется, я родилась и уже знала это имя….Он был со мной всё детство на пластинках и записанных папой кассетах….я цитировала его всегда и всюду, проверяла людей на знание этого имени и неимоверно удивлялась, когда кто-то не слышал о нём…. Чем старше я становилась, тем меньше созвучных людей видела рядом с собой….друзья конечно были, но внутреннего резонанса не было….. я приходила домой, делала уроки, ставила кассету в магнитофон, брала в руки гитару (делая вид, что играю) и пела вместе с Булатом, остро чувствуя своё одиночество…. но мне даже нравилось, да и сейчас нравится быть в отдалении от своего поколения, разговаривать с теми, кого давно нет и иногда даже получать их поддержку, пусть даже это всего лишь игра воображения….. Меня и до сих пор по-доброму дразнят за мою невключённость в моду и музыку 1990-х, но я не обижаюсь….

Я помню тот день, когда Окуджава попал во французскую клинику и стало понятно, что надежды мало. Я, выпускница 10 класса, горячо просила, чтоб он не умирал… Чуда не случилось, а одиночество стало неподъёмным….я тосковала, будто знала его лично…. Спасением стали первые после его смерти концерты, организованные Иосифом Рейхельгаузом в скверике на Трубной, где под звон синего троллейбуса 9 мая вспоминали Булата. Были ещё живы Михаил Глузский, Валентин Никулин, Александр Дулов…. но потом ушли и эти старички, а традиция стала бронзоветь, попсеть и очень быстро потеряла своё очарование…. сейчас уже нет и того театра с Рейхельгаузом во главе…. а Булат Окуджава жив во мне, и огонёк этот горит ярко и будет гореть, пока я дышу…..