Khelga

Позавчера проверяла два сочинения для девятого класса. Одна из дочерей сочинила про философскую лирику Пушкина. Вторая из - про лирику пейзажную его же.

 

Большинство моих детей - не в меня. Обидно, что не в меня обе из двойни.

 

Всхлипывала. Всхрюкивала. Роняя вазу с рождественской композицией, вскакивала из-за стола и бегала по квартире, призывая силы, как высшие, так и низшие. Пила воду из фильтра, успокаивалась, погружалась в тетрадь в линейку и в телефон в хэлло китти. Да. Почерк одной из дублированных дочерей я категорически не понимаю. Поэтому она подобострастно печатает сочинения про солнце русской поэзии в самсунге имени японского бобтейла с бантом на голове.

 

Меня добил летиратор.

 

Я долго в него вчитывалась, тряся очумевшей головой. Вчитавшись, ткнула маникюром в напечатанное и заорала на автора:

 

- Это что?! Это что за лети, прости господи, ратор в пейзажной лирике Пушкина?!!

 

- Мама. Не нервничай. Ну что непонятного? Ты же сама немного того. Немного летиратор.

 

- Проверочное слово!!!

 

- К тебе? Мама - это словарное слово.

 

- О господи. К летиратору!!!

 

- Ну это. Летиратура.

 

- Проверяемая гласная - нет, две проверяемые гласные! - должны быть под ударением!!!

 

- Ну разве так можно, чтоб сразу две?

 

- Можно! Можно!! Потому что летите, голуби, летите - ваше проверочное слово! Потому что сидеть в самолёте и думать о пилоте - ваше проверочное слово!!!

 

Обе заржали здоровым подростковым ржанием. Одна, эпистолярная, врубила в ютубе - зааавтра в семь двадцать две я буууду в Борисполе и так далее.

 

...а я же совсем, совсем недавно - суток ещё не прошло - сидела в самолёте и думала о пилоте. В тот день в сочинский аэропорт ввиду штормового ветра не пустили два десятка бортов. Вылеты же либо задерживались, либо отменялись нахрен. В компактном аэропорту образовался коллапс, даже бизнес-зал, куда мы, твари дрожащие, но право имеющие, втиснулись - даже бизнес-зал, который не зал, а так, название одно, был набит битком.

 

Наш рейс задержали часа на полтора - некритично. Борту сорок минут не давали разрешения на взлёт - тоже некритично, но тревожно; к тому же пресловутый пилот, он же командир корабля, общался с пассажирами, истерически похохатывая - складывалось впечатление, что он окончил не лётное, а цирковое училище. Либо пьян.

 

Взлёт был кошмарным. Судно, толкаемое адским боковым ветром во все бока, кренилось, заваливалось, ухало вниз. Под ним было серое Чёрное море, которое я терпеть не могу. И по поводу которого у меня вертелись идиотические мысли: нет бы в Карибском сдохнуть, угораздило же в Чёрном.

 

Дети плакали, бабы вскрикивали. Мужики - не знаю, молились, наверное.

 

Двадцать минут, столько всякого вспомнилось. Столько оказалось сожалений в моей голове.

 

Пилот, о котором все думали, умничка, молодчинка, солнышко и поэзии, и прозы, и вообще солнышко, справился, выровнял, ушёл на полётную высоту. И потом ещё и стебал пьяным клоунским голосом милые провинциальные города, над которыми планировал пролететь, и погодные условия в планируемом аэропорте прибытия.

 

Такая вот летиратура.

 

Я к чему. Очень мы малы, ребята. Причём не только в сравнении с Александром Сергеевичем.

 

 

P.S. Аэрофобия вряд ли со мной случится.

 

P.P. S. Оценки за пейзажные и философские лирики выставят сегодня. Я б выставила - в здешних дурацких трендовых традициях - колы.

 

P.P.S. Фотка моя, аэропорт Сочи.