Шелест Владимир

Александр Иванович Тиняков (13 [25] ноября 1886, село Богородицкое, Орловская губерния — 17 августа 1934, Ленинград) — русский поэт Серебряного века.

Александр Тиняков родился в 1886 в зажиточной крестьянской семье. В 1897 году поступил в гимназию в Орле (учителем словесности там был Ф. Д. Крюков), которую бросил, не окончив, в 1903 году. Тогда же уехал в Москву. Занимался самообразованием. Познакомился с Леонидом Андреевым и А. Серафимовичем (по рекомендации Крюкова). В издательстве «Скорпион» встретился с Брюсовым, который отверг его стихи, но произвёл на Тинякова огромное впечатление.

К 1903 относятся и первые публикации Тинякова в газете «Орловский вестник»; в 1904 году несколько его поэтических набросков были изданы в альманахе издательства «Гриф». Изредка публиковался в «Весах», «Перевале», «Золотом руне» (большинство его стихов не принимались). Свёл знакомство с Борисом Садовским, Владиславом Ходасевичем, Ниной Петровской, Любовью Столицей, Сергеем Клычковым.

В 1914 году Тиняков перебрался в Петербург, посещал салон супругов Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус, где цитировал целые страницы Талмуда, Канта. Познакомился с Ахматовой, Гумилёвым, Игорем Северянином, А. Кондратьевым, Георгием Ивановым. Постоянный посетитель литературного кафе «Бродячая собака». Псевдоним Одинокий он взял из одноимённого романа А. Стриндберга, которому Тиняков пытался подражать.

Позже он писал в автобиографии: «Природа, политика, любовь, алкоголь, разврат, мистика — всё это глубоко захватывало меня и неизгладимые следы оставляло в уме и душе».

 

Первая книга «Navis nigra» вышла в 1912, когда интерес к символизму несколько уже угас. Но книжку похвалили в печати В. Брюсов, К. Бальмонт, И. Бунин.

В поэзии начал с подражания Брюсову, примкнул к символистам. Он рано стал «проклятым» поэтом русской литературы. В белой горячке попадал в психиатрические больницы, изображал в стихах самые гнусные натуралистические сцены.

В 1916 со скандалом покинул литературные круги Петрограда после того, как выяснилось, что Тиняков одновременно сотрудничал в либеральных газетах и в черносотенном издании «Земщина». В «Земщине» он опубликовал статью «Русские таланты и жидовские восторги», почти целиком посвященную Есенину: «…его облепили „литераторы с прожидью“, нарядили в длинную якобы „русскую“ рубаху, обули в „сафьяновые сапожки“ и начали таскать с эстрады на эстраду».

В 1917—1920 годах жил в Орле, печатался в местных газетах (сообщения В. Ходасевича и Г. Иванова о работе Тинякова в ЧК, вероятно, недостоверны). В конце 1920 возвращается в Петроград, в 1922 и 1924 издаёт два стихотворных сборника. После чтения книги Тинякова «Ego sum qui sum» Даниил Хармс записал в дневнике: «Стихи надо писать так, что если бросить стихотворением в окно, то стекло разобьётся».

В 1926 году стал профессиональным нищим. Его деградация описана разными прозаиками. Незабываемы страницы Зощенко, посвящённые грязному, пьяному, оборванному, седому «Т», на груди которого висела картонка с надписью «Подайте бывшему поэту». У него было «собственное» место на углу Невского и Литейного проспектов. Зощенко называл Тинякова «Смердяков русской поэзии». В то время он писал такие стихи:

Чичерин растерян и Сталин печален,

Осталась от партии кучка развалин.

Стеклова убрали, Зиновьев похерен,

И Троцкий, мерзавец, молчит, лицемерен.

И Крупская смотрит, нахохлившись, чортом,

И заняты все комсомолки абортом.

И Ленин недвижно лежит в мавзолее,

И чувствует Рыков веревку на шее.

В августе 1930 года арестован и приговорён к трём годам лагерей за нищенство и «публичное чтение контрреволюционных стихов». Срок отбывал на Соловках, после чего вернулся в Ленинград. Умер 17 августа 1934 года в Ленинграде в больнице Памяти жертв революции.

Впоследствии интерес к Тинякову оживился в связи с публикацией его предельно откровенных дневников.

 

Идиллия

 

О, сколько кротости и прелести

В вечерних красках и тенях,

И в затаенном робком шелесте,

И в затуманенных очах.

 

Мы словно в повести Тургенева:

Стыдливо льнет плечо к плечу,

И свежей веточкой сиреневой

Твое лицо я щекочу...

Июнь, 1907

 

В ночном кафе

 

В ночном кафе играют скрипки,

Поет, как девушка, рояль

И ярко светятся улыбки

У жриц веселья — сквозь печаль.

 

Она проходит в черном платье

Меж тесно сдвинутых столов,

Она идет, как на распятье,

На пьяный крик, на грубый зов.

 

В ее глазах продолговатых

Таится жуткая тоска,

Она мечтает о закатах,

Живя у стойки кабака.

 

Она, как ласточка из плена,

Глядит на волю из окна,

Ей нужен свежий запах сена

И дальней рощи тишина.

 

И, отвечая на улыбки,

Она рыдающей душой

Летит за вольной песней скрипки

В простор прекрасный и родной.

1912

 

Бродяга

 

Дождик хлещет. Сквозь опорки

Слякоть ноги холодит.

Ветер треплет на пригорке

Ветки голые ракит.

 

Жмется ласково котомка

К истомленному горбу,

И пою, как птица, громко,

Славя путь мой и судьбу.

 

Может быть, я ночью вьюжной

Упаду, и вплоть до дня

Снег холодный, снег жемчужный

Будет падать на меня.

 

И тебе, метель родная,

Не страшась и не грустя,

Сном последним засыпая,

Улыбнусь я, как дитя.

Февраль 1913

 

Апрель

 

Лилейно-легкими перстами

Лелеет грудь Земли Апрель,

Любовно-лирными словами

Вливает в жилы сладкий хмель

И сладострастными руками

Влечет на брачную постель.

 

Свирель в полях запела нежно;

Любовью глубь сердец полна;

Одежда яблонь белоснежна;

Волна в реке бежит вольна,

И к травам льнет она мятежно,

В лазурь и в землю влюблена.

 

В тиши лесной и густосмольной,

Танцуя с легким мотыльком,

Царь эльфов — радостный и вольный, -

Коснулся ландыша крылом,

И — звон пролился колокольный

В веселом сумраке лесном!

Декабрь 1909

 

Корни и цветы

 

Сок цветочный пьян и лаком,

Воздух негой напоен.

Над атласно-алым маком

Вьется желтый махаон.

 

Синий бархат волкобоя

Обольщает пчел и ос,

И ласкают волны зноя

Стебли трав и ветки роз.

 

Веткам любо, но в затворах

Слышен ропот под землей:

То корней угрюмых шорох,

Ждущих влаги дождевой.

 

Если б вы могли - о, корни! -

Хоть однажды увидать

Красоту лазури горней,

Вы не стали бы роптать.

 

Жить хотите вы? Но верьте,

Что мудрей живут цветы,

Отдаваясь вечной смерти

За мгновенье красоты!

 

15 января 1910 Москва