Елена Наильевна


Настоящая поэзия. Максим Жуков

 
25 сен 2023
Тот человек...
 
Тот человек, что подобрал котёнка,
Когда за гаражами падал снег,
Натурой был возвышенной и тонкой
И сложный был, по сути, человек.
Вились снежинки, медленно паря,
В люминесцентном свете фонаря.
 
Из-под ворот – ободранный, субтильный –
Котёнок к человеку подошёл,
И назван был со временем Матильдой,
Когда его определили пол.
Живя с людьми, мяукающий звонко
Всегда получит миску молока, –
Не знаю, как отсутствие ребёнка,
Но друга заместит наверняка.
Любил людей, но был с причудой зверь:
Сбегал в подъезд, лишь приоткроют дверь.
 
Тот человек – в большом был да и в малом –
Одновременно: жертва и злодей;
Считал себя, конечно, либералом
И не любил, как следствие, людей.
– Мы как в плену! Бессмысленно геройство!
За нами не пойдёт на брата брат!
Свои тираноборческие свойства
Утратил основной электорат… –
Так думал он, блуждая по кустам,
Когда искал Матильду тут и там.
 
Но жить рабом, каким-то унтерменшем –
В родной стране! – он будет – оттого,
Что полюбил одну из русских женщин –
Ту, что на днях оставила его.
– Она ушла! Скажите-ка на милость!
Таким вот, как она, благодаря,
Тут со страной любви не получилось!.. –
Так думал он, страдая втихаря
Среди дворов, на каждом повороте
Топчась и подзывая: «Мотя! Мотя!»
 
Не слишком полагаясь на возможность
Возврата либеральных конъюнктур,
Он материл возвышенность и сложность
Своей наитончайшей из натур.
На старый – весь затоптанный, помятый –
За гаражами выпал новый снег.
– Мы как в плену! Повсюду ебанаты! –
Так думал тот несчастный человек,
Себя пытаясь честно обмануть,
Что, может, всё получится вернуть.
 
Но был момент, когда ему приснилось,
Что с женщиной возобновилась связь;
И со страной любовь восстановилась;
Вернулось всё… Матильда не нашлась.
 
 
Москва
 
Она состоит из фальши
И правды твоей земли;
Держись от неё подальше! –
Держись от Москвы вдали:
Не видит своих огрехов,
Но помнит грехи Кремля –
Прибежище понаехов –
Родная моя земля.
 
Ночными горит огнями,
Как будто сошла с ума!
Чужими живёт слезами,
Когда их не льёт сама;
Но лишь оботрёт гляделки –
С расчётливостью следит,
Чтоб ел из одной тарелки
С евреем антисемит.
 
От этого – не тревожней,
Но как-то – на склоне дней –
Становится безнадёжней
И жить, и работать в ней.
А те, что, пройдя сквозь сито,
Пробились едва-едва,
Да благословят корыта
И стойла твои, Москва!
 
Снега за окном, как перхоть,
Дожди на ветвях, как слизь,
И если решил приехать,
То слишком не загостись:
Не думай, что вместе с нею
Ты неимоверно крут –
Она на любую шею
Сумеет надеть хомут.
 
Ночами на Красной Пресне
Стоит дискотечный гам:
Москва производит песни –
Не езди за ними к нам.
В чужие края врастаю,
Но, как из груди ни рву,
Себя москвичом считаю –
И буду, пока живу.
 
Но даже и после смерти,
Когда надо мной всплакнёт, –
Москве никогда не верьте –
Она и рыдая – врёт.
Но кто бы её стыдиться
И хаять ни начинал:
ОНА И ТВОЯ СТОЛИЦА! –
Запомни, провинциал!
 
Когда загребает мoney,
Когда регионы жмёт,
Таись от Москвы в тумане,
Стремись от неё в полёт.
Лети! Только Бога ради
Потом не роняй слезу,
Что предал своё Зарядье,
Оставил Арбат внизу! –
 
Что надо назад вернуться,
Пойти, как всегда, в кино…
И с кем-нибудь прошвырнуться
В каком-нибудь Люблино.
И где на витринах блики –
Стоять и смотреть с тоской,
Как ходят толпой таджики
По Пятницкой и Тверской.
 
 
Библейский блиц
 
Когда она в церковь впервые внесла
 
светильник светил от угла до угла
и всеголосавоединосливались
 
Господь ниспославший нам психоанализ
смотрел на пришедших с упрямством осла
Мария врала и волхвы пререкались
 
и бкувы с турдом соибарлись в совла
 
Тот храм обступил их как замерший лес
В глазах у волхвов обозначился блеск
(извечный предвестник всего рокового)
и Слово которое было у Бога
меняя значенье утратило вес
Мария замолкла Смеркалось окрест
 
И холодно было младенцу в вертепе
 
Поэт нахлобучивший дачное кепи
как смерд удобрял на участке корма
Стояла зима И все злей все свирепей
сквозь трепет затепленных свечек
сквозь цепи
Господь доводил этот мир до ума
Дул ветер из степи
 
и высился крест на вершине холма
 
Вдали было поле Была тишина
как снег под ногами светла и темна
 
И было им странно Внезапно нагрянув
толпа напирала локтями ебланов
Святое семейство в потемках тесня
 
«Ты с миром Господь отпускаешь меня»
изрек Симеон после пары стаканов
и тихо добавил «такая фигня»
 
И странным виденьем грядущей поры
наполнился воздух С далекой горы
мерцала звезда словно суппозиторий
под видом младенца природе ввели
 
Светало Означились кедров стволы
И ослик заржал как pidorеnо горе
пророчице вторя и множа «ла-лы»
 
И было ему не сносить головы
свидетелю снов и безгрешных соитий
Звезда как никчемный энергоноситель
светила на мир из высокой ботвы
 
И высился крест И молчали волхвы
 
Но лошадь пошла поперек борозды
(и рифма вогнала пророчицу в краску)
Ворчали овчарки при свете звезды
 
Морозная ночь походила на сказку
Собаки брели озираясь с опаской
и жались к подпаску и ждали беды
 
Но буря прошла в этот раз стороной
Младенец заснул как пузан на открытке
Мария схватила его под микитки
и запеленала в яслях простыней
 
Простившись без слез с пролетарской страной
поэт (что свалил после краткой отсидки)
гонимый по миру колбасной волной
осел в США не оставшись в убытке
 
История та оказалась «джинсой»
и сделалась притчей во многих языцех
Господь пересказывал оную в лицах
когда возвращался по водам босой
 
но мы отвлеклись Позабыв о границах
рассвет охватил горизонт полосой
и свет засиял не во тьме
а по сути
без лишних понтов и избыточной крути
 
Средь серой как пепел предутренней мглы
стояли толпой на холме нищеброды
ругались погонщики и овцеводы
ревели верблюды лягались ослы
 
И только волхвов из несметного сброда
впустила Мария в отверстье скалы
 
Но всё изменилось по ходу времен
для нас как для идолов чтящих племен
вертеп или храм не имеет значенья
 
По Фрейду любовь это пересеченье
в отсутствии Бога двух разных начал
 
Светало И ветер из степи крепчал
 
Но чудо свершилось без б. и без п.
и с бкувою бувка в солвах помеянлась
 
Рассвет прокатился волной по толпе
Господь призадумался (самую малость)
и двинулся вниз по заветной тропе
 
Светильник светил
и тропа расширялась
 
 
Максим Жуков, Евпатория