Перцевая Людмила

Цветы в изобразительном искусстве – наверное, самая живописная и говорящая компонента, используемая художниками с самых давних времен, при портретах, жанровых сценках и в пейзажах. А уж в натюрмортах они легко сопрягаются с фруктами, музыкальными инструментами, всякой канцелярской мелочью, непринужденно располагаются в хрустальных вазах, граненых стаканах, расписных кувшинах…

 

По дивным букетам вы легко узнаете кисть Левитана, отличите Коровина, после некоторого раздумья и сравнения – определите Крамского или Репина. Ну а уж Гогена или Матисса, бросивших цветы на холст, и подавно ни с кем не спутаешь! Да, голландцы в своих натюрмортах предпочитали дичь и рыбу, но какие гирлянды выписывал еще в средневековье фламандский мастер Даниель Сегерс!.. Разве что наш Головин может ему составить конкуренцию триста лет спустя.

 

Но сегодня я слушаю современного искусника в изображении нежного объекта, и поражаюсь, как время изменило сам подход к цветам. Они не просто ласкают взор сентиментального зрителя, они спорят, идут войной стенка на стенку, завиваются причудливым лабиринтом, умирают и вопят – разинутой красной пастью.

Рассказывает о своих обожаемых натурщиках представитель известного художественного клана Бруни. Среди них есть архитекторы, скульпторы, граверы, но вот этот – живописец. Свои картины он подписывает «Лаврентий Б.» - и в этом есть некоторая провокативная игра. Но он – не тот самый Лаврентий, он – цветочник. (Сказать, что этот Бруни – мастер натюрморта, у меня язык не поворачивается, это – другое).

 

Почему я решила рассказать о нем? Да просто поразительно к нынешним разговорам о современном искусстве пришелся его рассказ о себе и о коллегах. Нет-нет, говоря об актуальном искусстве (термин!) Лаврентий не имеет ввиду себя, он вполне себе профессиональный рисовальщик с академическим образованием. А эти…концептуалисты, перформансисты и прочие –исты порой просто не умеют рисовать, не обладают простейшими навыками обращения с кистью, холстом, грунтовкой, красками.

 

- Им словно бы этого и не надо, важно придумать тему, решить ее в сопряжении материалов, особых инструментов, - рассуждает он, - берет здоровенную кисть и ляпает по диагонали или по кругу.

Добавлю: может подключить к сюжету кожу, сухую ветку, моток проволоки – любой подручный материал. И весь этот расписной коллаж приобретет угрожающий характер. Или будет выглядеть плаксивым, как октябрьский дождь. Или просто поставит зрителя в тупик немыслимыми сочетаниями полос. Он так мыслит!

 

- Актуальное искусство считает, что только так можно говорить с современным зрителем, эти художники думают, что время того изобразительного искусства, что заполнило залы музеев, прошло, и к нему нет возврата. Оно никому не нужно…

 

Сам Лаврентий так не считает, да и я бы поспорила с апологетами актуальщиками. Но, как мы уже могли убедиться на поле брани с поэтами-модернистами, спорить с ними бесполезно и бессмысленно, приговорили и приговорили, вычеркнули прошлое и вычеркнули. Пусть существуют раздельно и автономно.

 

Бруни рассказывает, как он творит свои драматические сцены с цветами: каждый сюжет связан с конкретной ситуацией, эмоциональной вспышкой, у маков, ирисов или ландышей в этих спектаклях своя роль и свой неповторимый характер. Я убеждаюсь, что о такой живописи невозможно рассказывать словами, как и о музыке, надо видеть. Или слышать.

 

Моё внимание особо останавливает момент признания, когда за полотна Бруни уже дорого дают на знаменитых аукционах. И вот его просят об авторском повторении букета с подсолнухами, он соглашается с заказчиком и пишет подсолнухи. Заказчик разочарован: «Но ведь это совсем другие подсолнухи, а я хотел именно те, у них другой характер!»

И Бруни констатирует, что никакой повтор невозможен, это как просить поэта написать такой же гениальный стих, как вот у того… В таком же духе и стиле.

- Согласитесь, ведь это абсолютно невозможно, повторить то, что создано гением!

 

За эти его слова я сразу же и безоговорочно влюбляюсь в Лаврентия! Нет и не может быть повторов в творчестве, посыл исходит не от заказчика, а от внутреннего трепета Творца, сложения эмоций, погоды, настроения и еще Бог знает от чего. Поэтому пионы, которые он вез в Испанию (81 бутон!), чтобы там написать свежайшее их изображение в подарок другу, расцвели из коралловых не в белые, как было обещано, а в мертвенно-бледные. Он их написал, спеша запечатлеть это удивительное непреднамеренное поведение загадочных цветов. Получилось потрясающе! Но когда его попросили повторить эту работу, Лаврентий только развел руками: как можно повторить эту ситуацию?! А просто скопировать – получится мертво и неубедительно.

 

Настоящий художник! Не чета тем концептуалистам, что пишут банки с томатным соком.

Впрочем, опять же дело вкуса, сразу предупреждаю, ни с кем спорить на эту тему не буду.

А еще Лаврентий Бруни пишет балерин – то с цветами, то в облаке пуха, то ли тополиного, то ли от одуванчиков, нездешних и удивительных.

 

Ему австралийцы заказали портрет …дерева, чтобы яркое, огромное, нарядное! Но он представил эту южную разноцветную страну и понял, что то, что они просят – потеряется, растворится. И он написал огромное (4 метра на 12!) дерево …древесным углем. Говорит, что вдохновил его на этот шаг портрет Шаляпина работы Валентина Серова, - углем.

Работа – феерическая! После этого он стал включать уголь и в работы традиционными красками. Представьте только: черные с синевой редкие ветки на синем фоне с белыми цветами, то ли вишни, то ли сливы. Просто сердце замирает. А он рассказывает, что есть такая техника – закрепления угля на полотне, чтобы не осыпался и бархатистой черноты не терял. Фантастика…

Как тут не прислониться своими строками, весна ведь идет, зиму пережили!

 

Земля с сугробом рядом не согрета,

Но, не конфузясь обмороженным листом,

Тюльпаны храбро гонят стрелку цвета,

И жадно солнце ловят алым ртом!

 

Подснежники уже пробились, крокусы,

Вот-вот проклюнутся на горке гиацинты,

Забудь же, наконец, свой сплин ты,

И смело сочиняй смешные опусы!