Сегодня ко мне приходил настройщик

Лечить разбитый древний рояль.

Полдня нас в компании было трое:

Два старика и я.

 

Один — невысокий, седой, опрятный,

Рабочие руки, в глазах покой.

«Леонтий Исаич… И мне приятно…

Нет-нет, спасибо… Ну, где больной?»

 

Больной — огромный, широкогрудый,

Басил натужно, стонал, скрипел,

Срывался голос, как от простуды,

И то сказать: двадцать лет не пел!

 

Ключи, отвёртки, кусочек лома,

Причудливый старенький камертон,

Четыре часа без наркоза, кома —

А врач напевает с закрытым ртом!

 

Не зря — больной вернулся к жизни,

И голос прорезался молодой,

Такой упругий, что хоть пляши с ним

От контроктавы до верхней «до»!

 

«Кто учится? Дочь? Ну, на го́д-то хватит,

А там, буду жив, забегу опять.

Нет-нет… Мне б теперь только до кровати…

Зовите дочь что-нибудь сыграть».

 

Ноктюрн отзвучал, и в одном ботинке

Вздохнул старик, погрустнев слегка:

«Эх, если б вот так и людей в починку!

Годов бы пяток ещё… Ну, пока…»