Тихон
Было знойно и тихо,
во дворе ковырялся Тихон,
приметил маленький подсолнечник у забора,
вздумал сорвать — впору.
Верх доцветал и никак не мог доцвесть,
а воробьи чирикали: «Не к добру весть, не к добру весть»…
Ещё вчера пчёлы жужжали и липли,
а сегодня у старого тына — кудрявые стебли гороха погибли,
а вот плети тыкв, с бархатными листьями,
пока ещё выстояли.
В спутанной цепкой траве, в саду —
сплёл паутинный круг не один паук.
Трава полегла от назойливого дождя,
капли сыпались исходя из рыхлых свинцовых туч —
больших, овечьих, ползучих,
которые из-за реки тащились — жилясь,
цепляясь за облетевшие ветлы,
гонимые ветром.
Тихон жалел подсолнечник,
пусть постоит до дней уборочных,
старинные часы прежде шипят, а потом бьют,
а что он — не Иуда ведь, на свете хватает Иуд…
Не спит хозяин — дождь поливает второй день.
Не даёт уснуть неизъяснимая грусть —
на сердце лежит, да и что-то мешает жить,
может количество лет, а может — тяжёлый свинец
с громким падением капель наперевес
и стон, и завывание ветра, и болезненная дрожь
рядом с домом чахоточного дерева — старинного кедра,
а может и оттого, что не пишет никто и не едет никто из детей
туда, где много лет назад большие жёлтые круги подсолнухов
стояли в огороде, и всякая овощ могла расти
перед светлыми, большими окнами человеческой радости,
с вьющимися травянками и виноградом,
и жена молодая, здоровая, рядом,
дочки в майках и шортах,
а большего Тихону,
большего
было от жизни
уже и не надо…
