Мои сны для меня всегда были наполнены содержанием. Чаще всего они выражают как бы «материализацию» моих мечтаний. Но иногда…

Однажды я увидел во сне страшный в своей жестокости бой кошки с собакой, который закончился обоюдной смертью. Проснувшись от ужасного сна, я поведал об увиденном жене. «Собака – друг, кошка – враг, ты потеряешь друга и врага,» - сказала мне жена. Наутро была с треском уволена из фирмы, где я тогда работал, начальница производства, уличённая в хищениях. Она была мне когда-то другом, а в последнее время – лютым врагом. Мой рассказ об увиденном сне вызвал резонанс в фирме. Говорили, что я напророчил конфликт. Если бы я мог!..

Как минимум, два случая написания мною стихов были заочно сопряжены с реальными событиями.

 

 

Но сон, о котором я хочу рассказать особо, ярко выделяется среди других.

 

Как-то летом, в выходные, я отдыхал с женой на даче.

Я люблю собирать грибы. Но заканчивался жаркий июль, время и вообще не балующее грибников, а в тот год – особенно. В начале-середине месяца показался незначительный слой грибов, но быстро сошёл на нет. Две-три недели грибов в лесу не было никаких, даже сыроежек и поганок. Природа ждала дождя, но, по-видимому, ждать ей предстояло ещё довольно долго. А от дождя до грибов – ещё не меньше недели, а то и все две. Поэтому в лес мы не ходили: что зазря мух да комаров кормить!

Но однажды мне снится, что пошёл я за грибами в свой любимый лесок, быстро прошёл опушку, где обычно задерживался (уж больно урожайной на грибы она была), и прямиком поднялся в средний массив. Да не правой стороной, где поднимался обычно, а левой, вопреки всей понятной и привычной мне лесной логике. Шёл, как одержимый, как заговорённый, как сомнамбула или зомби, пока в сумеречном свете, едва сочившемся сквозь густые кроны елей, не обнаружил только что пробившийся из листвы на поверхность толстенный палец любимого мной подосиновика. Дальше сон оборвался, я не успел срезать гриб, потому что рассвет разлепил мои глаза.

 

Было понятно, что увиденный сон опять-таки «материализовал» мою мечту. Но на этот раз всё было так реалистично и правдоподобно, что каждая деталь сновидения надёжно запечатлелась сознанием. Это не позволяло мне думать о чём-либо другом.

Я встал, выпил чаю и, не обращая внимания на укоры и уговоры жены, быстро подхватился и пошёл в лес. Окружавшая реальность в тот момент была для меня сном, а всё, что я видел, слышал, ощущал – лишь воспроизведением увиденного во сне ночью.

Быстрым шагом я миновал деревенские дома, вышел на луговую дорогу и, не заходя в попутные перелески, прямиком направился к любимой тропке, по дуге выводившей меня на обширную опушку, где под могучими елями в грибную пору обычно бывает грибов больше, чем в общей сложности по всему основному лесу.

Но на сей раз опушка не удостоилась от меня даже скользящего взгляда. Я шёл, как заговорённый, к намеченной цели, и ничто, я знал это, не могло бы меня остановить.

Точно как в увиденном сне, левой стороной леса я поднялся в основной массив, прошёл хорошо знакомые полянки, продрался сквозь частокол сушняка, переправился через овражную низинку, полубегом скатившись по пологому склону и взлетев по крутому противоположному, прошёл, всё ускоряясь, три ряда елей, цепко задевавших одежду нижними высохшими ветками… И вот, за низким орешником, наконец, должно было открыться то самое вожделенное место…

Я замедлил шаги. Отогнув ветку орешника, я увидел… тот самый подосиновик. Он стоял точно в том месте, что и во сне. А где, спрашивается, он мог бы ещё стоять! Только один маленький нюанс отличал его от приснившегося: он подрос, шляпка его раскрылась, а ножка стала несколько тоньше. Лесная сушь явно не была ему на пользу. Он развивался ускоренно, боясь не успеть реализовать своё предназначение – рассеять грибные споры. Я бы и не срывал его, но не принести доказательство ясновидения домой не мог.

Долго я ещё слонялся по лесу и по опушке, пытаясь подыскать компанию единственному грибу.

Всё было тщетно.