Истории немёртвого бастарда. Оборотень
«В замок гордого графа несчастье пришло,
черный ворон затронул, знать, крышу крылом:
в листопадную, темную, грозную ночь
разрешилась от бремени младшая дочь.
Женихи не ходили приглашать под венец,
граф в печали и думах — кто же внука отец?
А родившая гасла, как свеча на ветру,
и ушла к листопаду его дочь поутру.
Схоронили ее в золотистом саду.
А меня… А меня утопили в пруду».
© Тай Вэрден
— Наконец-то уснула Тереза, влезай скорее
да закрою окошко. Медлительный толстый бражник
залетел и над пламенем пёстрые крылья греет,
слишком холоден вечер. Под пледом с тобой приляжем,
поболтаем о всяком. Не знаешь ли, что за гости
скоро в замок нагрянут?
— Ныряя у старой ивы,
ме́льком слышал — к соседской девчонке светловолосой,
непоседливой, вредной, изнеженной и плаксивой
присмотреться наш граф захотел и на ранней Лите
сговорить за тебя. Мол, родне-то её — за радость…
Вот послушай рассказ.
В королевстве давно забытом
принц был юн, а страной мудрый канцлер до срока правил —
неподкупен и строг, в меру жаден, не лжив, не злобен,
не тянул из казны, по закону судил и мерял.
Перед полной луной уезжал с подопечным, чтобы
тот в лесу без помех выпускал на свободу зверя
и бежал впереди завывающей серой стаи
по оленьему следу — хозяином стылой ночи.
Не боялся наследник ни драки, ни честной стали.
Правда, крови людской не текло по клыкам молочным
до поры.
Принц не знал: повзрослеет и не минует —
ведь прикажет проклятие, что поселилось в венах —
на венчании вместо объятий и поцелуев
волком вцепится в горло не ждущей беды невесте.
Обречён был на долю такую седой кодуньей
за отцовы грехи. Тот был хищник — лесных похлеще.
Ворожеину внучку, насмешницу и певунью,
обесчестил в день свадьбы вельможный любитель женщин.
Отыскали в конюшне — избитую, с мёртвым взглядом,
бормотала про боль, про любовь и про то, что жаль ей.
А когда поняла, что жених не остался рядом —
напоила из сердца холодный металл кинжала.
Прозвучали Слова. И откликнулись лес и ветер,
и речная вода, и доспехи в дворцовых залах.
Прокляла королевского сына седая ведьма —
в горе с гневом сгорая, невинного наказала.
Кто осудит за это? Лишь тот, кто греха не ведал,
кто не прятал в подушку бессильные злые слёзы…
Время шло не спеша, на исходе второго лета
королевский скакун седока на охоте сбросил,
и в овраге, один — где же были его клевреты? —
не дождавшись подмоги, погиб властелин жестокий.
Только месяц-насмешник, на жалость скупой свидетель,
из-за туч наблюдал, чуть прищурив драконье око.
А наследник взрослел. Слуги верно хранили тайну.
Регент крепкой десницей к достатку, что был когда-то,
вёл измученный край. И заклятие снять пытался,
да напрасно искал — даром время и деньги тратил.
Вновь за стенами замка окуталась белым вишня.
Лепестки, опадая, кружа́тся в манерном танце,
и в ладони ладонь, и признания еле слышны…
Не сберечь тебе дочку-проказницу, мудрый канцлер.
• • •
Вот и кончена сказка. Ты спи. Ну а мне не спится.
Чуть ещё полежу. Так уютно сейчас, мой милый.
На рассвете уйду — ледяная в пруду водица,
от живого тепла оторваться найти бы силы.
