Где живёт время

она проживает в комнате девять метров –
диван, телевизор, кошка в потёртом кресле.
окно поутру всегда дребезжит от ветра -
того и гляди прогнившая рама треснет.
 
на стенке часы – свидетель судьбы нелепой.
полвека, поди, кукушке – давно седая,
охрипла зимой бедняга, совсем ослепла,
но часики бьют и надо же – вылетает.
 
на тумбочке спит в альбоме тиснёной кожи
простой чёрно-белый мир, до штрихов знакомый.
в конверте, который слева в обложку вложен,
младенческий локон, бирочка из роддома.
 
ей точно известно в серой её голгофе,
что время – тягучий мёд, а не грубый гравий.
оно выползает в прорези уголков из
обратных сторон потрёпанных фотографий.
 
и можешь его увидеть, коснуться даже,
негнущимся пальцем тронуть легонько можешь.
оно шелковисто хрупко, хрустит бумажно,
и шёпот его знаком и любим до дрожи.
 
спрессованный мир – три метра на три покои,
конверт пожелтевший, фото, часы, кукушка,
а время стоит, застыв, за её спиною
и смотрит, и гладит ласково по макушке.
 
КЛУБОК
 
клубок мохера мягок и пахуч,
и кажется – продрогший солнца луч
зарылся влажным носом в мякоть пряжи.
и так забавно трогать коготком
комок, что пахнет мамой, молоком,
шевелится, шуршит и дразнит даже.
 
он затаился, хвостик спрятал вглубь,
но сброшенный на пол, летит к углу,
и прыгает от шкафа к занавеске.
внутри клубка так много разных тайн,
что нужно непременно размотать –
и это довод очень-очень веский.
 
горят глаза, в азарте задран хвост.
«бить иль не бить?» – так хрупок был вопрос…
и ваза на пути… и гжельский чайник…
но поддаётся нить уже легко,
отмотано четыре, пять витков,
и надо же… оборвана случайно.
 
но ты успел поймать, схватить, найти,
урвать, когтями крепко сжав в горсти
строки, идеи, формулы обрывки.
и в небо возвращается клубок,
но спрятавший в усы улыбку бог,
тебя любя потреплет по загривку.