две тысячи двадцатый
***
глотая новости,
я прячусь не под пледом —
прописан в тысячах промозглых подворотен.
труслив, сентиментален, зол,
от всех свободен
выглядываю в мир,
и страх за мною следом.
я падаю, ползу, тянусь за счастьем,
но страх всегда со мной — внизу и сверху,
он ночью превращает окна в пасти,
он жрёт синицу, пилит крылья стерху.
пусты собор, мечеть и синагога,
закрыты Рим и светлый град за морем,
кровоточит луна с небес Ван Гога,
и шепчет Мунк: ну всё, ребята, сорри.
действительность меня трясёт с размахом —
лишь кирпичи сырые держат спину…
боюсь: умру не от болезни, а от страха
и никого
на свете
не покину.
***
весна.
две тысячи двадцатый.
за окнами пурга, которая опять снегами застит
и горизонт, и тот кусочек счастья,
что двор и сад…
и путает следы
апрель.
себе он кажется свободным
и хочет быть зимой,
а мы сидим, глядим, следим за тем,
что не всерьёз – ну, правда, не всерьёз? –
но под холодной кожей щекочет хтон,
и тянет убежать в тепло и радость –
весенний мир.
так близок он,
да не укусишь, не захватишь, не войдёшь –
всё съёжилось до крошечной квартиры,
где стёкла закрывает белым и
покой-
но
за стеной две тысячи двадцатый.
апрель.
