К. Симонов - советский прозаик, поэт и киносценарист. Общественный деятель, журналист, военный корреспондент. Участник боёв на Халхин-Голе и Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, полковник Советской Армии. Заместитель генерального секретаря Союза писателей СССР.

Детство Константина прошло в военных городках и командирских общежитиях. После окончания семи классов он поступил в фабрично-заводское училище (ФЗУ), работал токарем по металлу сначала в Саратове, а потом в Москве, куда семья переехала в 1931 году. Так он, зарабатывая стаж, продолжал работать ещё два года после того, как поступил учиться в Литературный институт имени А. М. Горького. В 1938 году Константин Симонов окончил Литературный институт имени А. М. Горького. В 1939 году направлен в качестве военного корреспондента на Халхин-Гол, в аспирантуру не вернулся.

В октябре 1941 года военный корреспондент Константин Симонов оказался на полуострове Рыбачьем в Мурманской области - на самой северной точке фронта.

В последний день его пребывания майор Ефим Самсонович Рыклис, командир 104-го армейского пушечного артиллерийского полка, рассказал ему историю о том, как он в июле 1941 года был вынужден послать на корректировку артиллерийского огня на одну из высот на полуострове Средний сына своего старого армейского друга — лейтенанта Ивана Лоскутова.

 

 

Стихотворение, которое мне помогло однажды, я несу его по жизни. Талисман.

 

 

Да... Интересная наша жизнь... Немыслимо. И мы в ней более чем. И вокруг нас всё. Память. Вот это супер интересно! Она умеет помнить!

Читаю задание Домашки... Есть! Есть контакт. Слушайте!

Прошлое. Далёкое... и прямо тут.

Мне повезло. Я родилась... И такая прямо, как куколка... Бабушка на меня могла подолгу смотреть и улыбаться. Я помню. А мама говорила бабушке, что я бедная девочка... и как она(я) будет жить, и как ей (мне) будет трудно, а папа говорил маме, что бы она прекратила немедленно.

А я не говорила... Совсем... Но слышала и понимала. Я хотела говорить, но ... не получалось у меня. Совсем. Логопедов не было тогда... В деревне не было. А город, он далеко...

Бабушка пела мне песни, и я их сразу знала наизусть. Они были грустные, и добрые.

Я их пела про себя, чтобы никто не слышал, и не смеялся надо мной, как я не умею говорить, но пою...

А потом я научилась читать. Но, как выяснилось позже, не так как надо... А так, как не надо! Я же бедная девочка...

Пальцами. Кончиками... Проводила по строчечке... и всё - знала. Наизусть. Но я никому не говорила про это. Я же бедная девочка... Я думала, что все так умеют. Как я ошибалась!

Стихи, которые я читала пальчиками, жили у меня внутри. И я их знала. И говорила... Медленно, каждое словечко... Каждое.

И однажды мама услышала, как я говорю стихи... И перестала разговаривать... Плакала. И папа целовал маму, бабушку, братика... И я стала не бедной, а богатой девочкой.

В первый класс меня не приняли. Не хватило. Семь дней! Целых семь дней! Брали только сентябрьских и богатых. А октябрьских и бедных девочек не брали. Еще год провела в библиотеке. Читала всем, что было, включая глаза.

А кто мне мог запретить? Вот! Никто. Бабушка уже жила на небе, а родители жили на работе, а я - в библиотеке, только после того, как я "управлюсь". Это значит - похозяйничаю. Всех кур, индюшат, поросят и телят, жеребят и ягнят покормлю, попою, кого положено - подою... И - отдыхай, Томушка!

Не о том. Так вот, в школу я попала в восемь лет, и директор попал. Я наизусть знала все учебники новые на два года вперед. И меня определили в драмкружок, и в танцевальный... Просто "драм" не справлялся.)

Я победила во всех отборочных смотрах по всему, и меня выбрали делегатом. Я не знала, что это. Но мне нравилось. Потому что мама сказала, что она гордится и поцеловала меня в головушку. И она уже не плакала больше, и не говорила, что я - бедная девочка...

Тут надо пояснить и довести. Выбрали меня аж на районный смотр, до которого 45 км. пути по бездорожью!

Но сельсовет выделил целый автобус ПАЗ, чтобы не ударить лицом! Не повезло. Ударилась я... Ага... лицом!

Просто мы с моей учительницей Эльвирой Федоровной сидели рядом, я у окна - любопытная, что скрывать. А водитель, чтобы не задавить волка огромного, нажал сильно, и мы посунулись, я задержалась лицом за какой - то шест, который около передней двери от пола до потолка. И набила на лбу огромную шишку. Но я не плакала. Плакала учительница Эльвира Федоровна. Сильно. Но я придумала - шишку можно закрыть челкой, и я - снова я. Такая. Какая была.

Но... Я поняла, что едем на смотр мы зря. Совершенно. Я забыла стих, он просто улетел. Ни слова, ни единого... Это конец. Всему. И моему участию, и победы мне не видать, как шишки под чёлкой!

Я сказала Эльвире Федоровне, и плакал даже водитель.

Приехали. Красота какая! Знамёна плюшевые, с золотыми висюльками. Статуи разные! Без рук даже. Столы под красными бархатными скатертями, графины с водой... Сцена... Микрофон... И я. Без памяти.

Вышли мы с Эльвирой Федоровной, хотели сесть на лавочку. Посидеть да ехать домой... Я прямо упала на эту скамейку. А она - газетку достала и ... Я поняла, что СМОТР будет!

В газетке прямо чёрным прямо по белому - К. СИМОНОВ. "СЫН АРТИЛЛЕРИСТА". Всё! Повезло. Я прочитала. Готова. Учительница глаза как расширила, так и ходила с ними вся гордая, пока я не вышла на сцену.

Ой! Меня объявили. Побежала я... Как это куда? На сцену! Пять ступенечек, и ... настоящий микрофон. Провода, какие - то огромные коробки серые, в разные стороны смотрящие. Жуть...

Подошла. И что... Где я и где микрофон... Дяденька бежит уже на помощь, подкрутил, шалбанов настучал по нему, коробки вздрогнули, и .. затихли. Зал замер.

И...

Был у майора Деева

Товарищ — майор Петров,

Дружили еще с гражданской,

Еще с двадцатых годов.

Вместе рубали белых

Шашками на скаку,

Вместе потом служили

В артиллерийском полку.

 

А у майора Петрова

Был Ленька, любимый сын,

Без матери, при казарме,

Рос мальчишка один.

 

Рассказываю я всем про нелёгкую долю этих людей, как им пришлось, и как на выручку им пословица приходила про седло, из которого... ни у кого не получится. Я знаю, я умею, и тогда умела... Только раньше меня папка подсаживал в седло... А теперь самой надо. Давно уже самой.

Хотела я одним глазочком глянуть на Эльвирушку , как она там... Не поняла - зала нет! Темень. Сплошная. Есть только я и микрофон, и дяденьки эти... Ну, вы поняли, Лёнечка, майоры...

Вообще, получилось всё.

И у них, и у меня:

-Летели земля и скалы,

Столбом поднимался дым,

Казалось, теперь оттуда

Никто не уйдет живым.

Третий сигнал по радио:

— Немцы вокруг меня,

Бейте четыре, десять,

Не жалейте огня!

 

Майор побледнел, услышав:

Четыре, десять — как раз

То место, где его Ленька

Должен сидеть сейчас.

Но, не подавши виду,

Забыв, что он был отцом,

Майор продолжал командовать

Со спокойным лицом:

«Огонь!»— летели снаряды.

«Огонь!»— заряжай скорей!

По квадрату четыре, десять

Било шесть батарей.

Радио час молчало,

Потом донесся сигнал:

— Молчал: оглушило взрывом.

Бейте, как я сказал.

Я верю, свои снаряды

Не могут тронуть меня.

Драмкружок не пропал даром, и была я и Лёнькой, и снарядами, которые летели, и рацией, и луной, и всеми...

Когда я закончила, я поступила, как всегда. Надо досчитать до трёх, и ... будут люди хлопать в ладоши.

Считаю... пять... шесть... семь... Тишина. Я подумала, что уже нет никого... или снаряд не туда, или я - не там...

И тут... Зал встал. Хлопали сначала как - то не так, потом выравнялись... Потом я узнала, что это называется "овации".

Больше всех досталось Эльвире Федоровне. Её целовал весь президиум... Ну, это те дяденьки... которые пили воду из графинов без стаканов...

Да... Нам (мне) было вручено что - то переходящее, и право поздравлять героев труда, у которых руки пахнут хлебом. Но это уже совсем другое дело.

На обратном пути я думала над строчкой

"Держись, мой мальчик: на свете

Два раза не умирать."

Я не понимала, как это не умирать два раза... Думала - думала, и заснула...

Водитель резко не нажимал и мы не сунулись.

Только теперь, когда я такая взрослая, я, кажется, начинаю понимать...

ТОЛЬКО ОДИН РАЗ! Два раза - НЕ!

И это радует. Давайте жить, люди! И пусть ничто нас в жизни не сможет! А мы удержимся как можно дольше, даже вызывая огонь на себя!