Заклеймённый
«Капает. Бьёт по макушке... Безумство свирепствует,
в точку сжимает пространство, украв окоём.
Беглому трусу тайга… Нет, не каторга – бедствие.
Жизнь на болотах – финал в лихолетье моём.
Снова встречаю весну заклеймённым валежником,
сохну, коростой зарос, почернел от хандры.
Сгинуть бесследно бы в травах нечёсаных грешному,
где на току для любимых поют глухари.
Пелось и мне. И пилось. И любилось отчаянно!
Бабочкой Харакс порхал зацелованный рот,
трасса резвилась, сверкая улыбками Каина.
Визг тормозов… Варе шёл девятнадцатый год.
Мир напомаженный выцвел и рухнул в мгновение.
Крик захлебнулся, а я разучился дышать.
Став паранойей, себя потерял, искупления
просит сбежавшая в топи больная душа.
По вечерам, растревожив безмолвие вещее,
вместе со мной причитает болотный камыш.
Каждые сумерки в пляшущих тенях мерещатся
юная Варя и тянущий ручки малыш».
Треснувший грифель споткнулся, сыпнув многоточием,
Строки сложились в знакомые контуры губ,
Зашелестели словами: «Соскучились с доченькой.
Не уберёг. Нам так холодно! Ждём. Приголубь».
С полки упала икона. «Изыди, исчадие».
Он исступлённо крестился, согнувшись в дугу.
Чёрной отметиной билось под сердцем проклятие,
Рвалось наружу признанием: «Я ду-ше-губ».
