АКОНИТ
О ТОМ, КТО БЫЛ НА СВЕТЕ ВСЕХ МИЛЕЕ
Аконит ядовит, но красив же, стервец, как бог, чтоб ты мимо пройти не смог. "...белый как снег, румяный, как кровь, и чернявый, как чёрное дерево..."
Ночь в омуте тихом чертей тревожит,
во сне травы росы льют.
Не бойся, садись у костра, прохожий.
Я песню тебе спою.
Вот, слушай: "В столице тогда шел праздник,
был пьяным и стар, и млад..."
Домой возвращался наследник князя,
единственный сын... бастард.
Он в княжеский терем попал младенцем.
Глаз зелень — наследство фей —
не скрыть, как и то, что он был и сердцем,
и ликом милей людей.
Он словно цветок-аконит* лукавый:
улыбка, что дикий мёд,
но всякий рискует глотнуть отравы,
целуя губ алый лёд.
Румян был как кровь, чище снега кожа
да чёрных волос крыло...
На мать как две капли воды похожий —
и это его свело.
"Скажи мне, кто всех на земле красивей?
Не я ли, княгиня?"
...нет.
Хоть ты хороша, только облик сына
затмил князю белый свет!
По венам течёт вместо алой крови
в нём чёрный калёный яд.
И ядом тем страшным здесь каждый болен...
Должон* умереть бастард!
То ль зависть, то ль ревность на грех подбила —
о том не берусь сказать.
Но, знаешь, прохожий, большая сила
нужна, чтоб отраву дать.
...цветы полевые стоят в покоях,
уж полдень, а княжич спит.
Когда же прознали, что с ним такое...
В букете был аконит.
Его хоронили в труне* хрустальной,
на ложе из белых роз.
Казалось, он жив, лишь уснул случайно,
и плачет зря чёрный дрозд*.
Княгиня как будто с ума сходила,
и слёзы лила, смеясь:
"Теперь тебе терем резной — могила,
и при смерти старый князь!
А ты и сейчас на цветок похожий,
В котором сокрыт был яд!.."
Ты, видимо, понял всё сам, прохожий?
...их всех отравила я.
Аконит ядовит, но красив же, стервец, как бог, чтоб ты мимо пройти не смог. "...белый как снег, румяный, как кровь, и чернявый, как чёрное дерево..."
Ночь в омуте тихом чертей тревожит,
во сне травы росы льют.
Не бойся, садись у костра, прохожий.
Я песню тебе спою.
Вот, слушай: "В столице тогда шел праздник,
был пьяным и стар, и млад..."
Домой возвращался наследник князя,
единственный сын... бастард.
Он в княжеский терем попал младенцем.
Глаз зелень — наследство фей —
не скрыть, как и то, что он был и сердцем,
и ликом милей людей.
Он словно цветок-аконит* лукавый:
улыбка, что дикий мёд,
но всякий рискует глотнуть отравы,
целуя губ алый лёд.
Румян был как кровь, чище снега кожа
да чёрных волос крыло...
На мать как две капли воды похожий —
и это его свело.
"Скажи мне, кто всех на земле красивей?
Не я ли, княгиня?"
...нет.
Хоть ты хороша, только облик сына
затмил князю белый свет!
По венам течёт вместо алой крови
в нём чёрный калёный яд.
И ядом тем страшным здесь каждый болен...
Должон* умереть бастард!
То ль зависть, то ль ревность на грех подбила —
о том не берусь сказать.
Но, знаешь, прохожий, большая сила
нужна, чтоб отраву дать.
...цветы полевые стоят в покоях,
уж полдень, а княжич спит.
Когда же прознали, что с ним такое...
В букете был аконит.
Его хоронили в труне* хрустальной,
на ложе из белых роз.
Казалось, он жив, лишь уснул случайно,
и плачет зря чёрный дрозд*.
Княгиня как будто с ума сходила,
и слёзы лила, смеясь:
"Теперь тебе терем резной — могила,
и при смерти старый князь!
А ты и сейчас на цветок похожий,
В котором сокрыт был яд!.."
Ты, видимо, понял всё сам, прохожий?
...их всех отравила я.