Мне в первый раз, наверно, было больно...
Мне в первый раз, наверно, было больно,
Когда сосед мой, Колька, что постарше,
Отнял мою любимую игрушку
И подарил ее какой-то Маше.
Вторая боль, я помню, года в три:
На кадре папа собирает вещи.
"Постой..куда же ты? Не уходи!"
Хоть, знаете, с годами стало легче...
Вот третий класс. Поссорилась с подружкой.
Третий раз в жизни я реву навзрыд.
Но верю - скоро точно станет лучше,
Нельзя в душе копить весь груз обид.
В девятом классе я ругаюсь с мамой.
Летят тарелки. Я опять в слезах.
Тот день четвертой стал огромной драмой,
Четвертым шрамом, тенью на глазах...
Все отболело, затянулись раны,
Игрушки в прошлом, с мамой компромисс.
По жизни резво, резко, и упрямо.
И рада только, что то вверх, то вниз.
Наш разговор... мои трясутся руки.
"Ты дорог, мне... прошу, не уходи..!"
Он встал и сделал шаг. Затихли звуки.
И все оборвалось в моей груди.
Семнадцать. Я навзрыд в каморке душной
Рыдаю, утирая туш с лица,
И вспоминаю первую игрушку
И как хотелось удержать отца.
Когда сосед мой, Колька, что постарше,
Отнял мою любимую игрушку
И подарил ее какой-то Маше.
Вторая боль, я помню, года в три:
На кадре папа собирает вещи.
"Постой..куда же ты? Не уходи!"
Хоть, знаете, с годами стало легче...
Вот третий класс. Поссорилась с подружкой.
Третий раз в жизни я реву навзрыд.
Но верю - скоро точно станет лучше,
Нельзя в душе копить весь груз обид.
В девятом классе я ругаюсь с мамой.
Летят тарелки. Я опять в слезах.
Тот день четвертой стал огромной драмой,
Четвертым шрамом, тенью на глазах...
Все отболело, затянулись раны,
Игрушки в прошлом, с мамой компромисс.
По жизни резво, резко, и упрямо.
И рада только, что то вверх, то вниз.
Наш разговор... мои трясутся руки.
"Ты дорог, мне... прошу, не уходи..!"
Он встал и сделал шаг. Затихли звуки.
И все оборвалось в моей груди.
Семнадцать. Я навзрыд в каморке душной
Рыдаю, утирая туш с лица,
И вспоминаю первую игрушку
И как хотелось удержать отца.