«ЗНАЕШЬ ЦАРЯ, ТАК ПСАРЯ ─ НЕ ЖАЛУЙ»: ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ПИСЬМАМ С.°ЭФРОНА - 7 ЛАВРОВА Е.Л. СЛОВО О МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ. – ГОРЛОВКА, 2010. – 398 С.
Она пишет вслед уехавшему в Москву Михаилу Соломоновичу письма. В основном, передаётся информация о том, что ежедневно происходит в Коктебеле после отъезда М.С. Фельдштейна в Москву. Но есть строки совершенно исповедального характера. Нужны ли они Фельдштейну? Как он должен на них реагировать?
Цветаева объясняет Фельдштейну, оправдывая свою прорывающуюся откровенность: «С Пра я совсем не могу говорить ни о своей жизни (внешне внутренней), ни о своей душе. У нас с ней прекрасные отношения - вне моей сущности». С Волошиным не получается. С Пра невозможно. С сёстрами Эфрона немыслимо. А что же Эфрон? Почему Цветаева не изливает душу перед мужем? Может, и изливает. Но стихии мало одного, мало двух, мало трёх. Стихии нужен простор!
30-го августа 1913 года, когда М. Цветаева приехала из Коктебеля в Москву, скончался от инфаркта И.В. Цветаев. Похоронив отца, 7-го сентября Марина Ивановна садится в поезд, идущий в Крым. В этот раз путь её лежит не в Коктебель, а в Севастополь и затем в Ялту. Она настолько расстроена смертью отца, что забывает дома паспорт, и спохватывается только в поезде. М. Цветаева достала мужу путевку в Ялтинский санаторий Александра III (санаторию, как тогда говорили). Он опять что-то неважно себя чувствует. Однако, осмотренный главным врачом санатория, он получает совет сделать операцию аппендицита и ехать домой, в Москву. Санаторное лечение С. Эфрону ни к чему. Он здоров. Это первый врач, который посмел развеять легенду, придуманную сёстрами С. Эфрона легенду, в которую верит его жена, что он, возможно, болен туберкулёзом. Возможно, потому что доказательств нет, а есть только подозрения. На подозрениях строилась легенда. Тем более, что у старшего брата С. Эфрона Петра Яковлевича был этот роковой для тех времён диагноз. Если туберкулёз был у Петра Яковлевича, то постоянная физическая слабость и вечная усталость С. Эфрона наводила именно на эти мысли, но не наводила на мысли о патологической лени и инфантилизме молодого человека, обожающего, чтобы его опекали. Впрочем, в санатории С. Эфрон остался. Не пропадать же путёвке. С ним жена с ребёнком и сестра Лиля.
20 сентября 1913 года плотину прорвало. М. Цветаева пишет новое письмо М.С. Фельдштейну пишет на французском языке. Молодая женщина предлагает своему дорогому другу (cher ami) стать её исповедником. Не больше, не меньше! Речь Марина Ивановна повела о Петре Эфроне, брате Сергея, с которым познакомилась в августе 1913 года. Она говорит о его прекрасных глазах, недуге и недружелюбии. Недружелюбие, очевидно, того же характера, что недружелюбие трёх сестёр Эфрон. Однако это недружелюбие Марина Ивановна намерена преодолеть, в чём признаётся М.С. Фельдштейну: «…его истомлённые глаза могли бы стать моей истинной болью, если бы моя душа так гибко не уклонялась бы от всякого страдания, сама же летя в его распростёртые объятия». Фраза эта чрезвычайно гибка. Пока эта фраза построена в сослагательном наклонении. Марина Ивановна находится в преддверии нового увлечения. Она признаётся, что мечтает об этих прекрасных глазах перед сном. А дальше идёт речь о Байроне, в одно прекрасное утро проснувшемся знаменитым. И рассуждение: «Я только знаю, что ничего не сделаю ни для своей славы, ни для своего счастья. Это должно явиться само, как солнце».
Цветаева начала понимать, что обладает выдающимся поэтическим даром, который должен быть воплощён. Она хочет славы. Она мечтает о ней. И она поняла, что ничего не надо делать для своей славы, только писать стихи. Будут стихи и слава придёт сама. Она чувствует, что начинает писать всё лучше и лучше. М.С. Фельштейну она шлёт в письмах свои последние стихи. Они значительно отличаются по стилю и смыслу от стихов «Вечернего альбома» и «Волшебного фонаря». Цветаева растёт как поэт.
В сентябре 1913 года Марина Ивановна испытала мощное чувство ревности. Маленькая Аля причинила своей матери горькое горе. Ребёнок всё время повторяет: «Лиля, Лиля, Лиля». Она повторяет имя Е.Я.°Эфрон, любимой сестры Эфрона. Цветаева записывает: «Я этим оскорблена в моей гордости, я забываю, что ты ещё не знаешь, и ещё долго не будешь знать, кто я, я молчу, даже не смотрю на тебя и чувствую, что в первый раз ревную». Было, отчего задуматься. Именно Лиля, которая то и дело путается под ногами, то и дело претендует на внимание брата, то и заявляет о своих правах на него.
17 октября внезапно Марина Ивановна срывается из Ялты в Феодосию. Нужно было снять жильё. С. Эфрон, перенёс по совету врача, операцию по поводу аппендицита, и, поправившись, из Ялты отправится ненадолго в Москву. Из Феодосии М. Цветаева пишет В.Я. Эфрон: «Последние дни вижусь с Максом. Он очарователен, как в лучшие дни и я вполне забыла летние недоразумения». Не удивительно, что М. Волошин очарователен. Ведь у него, хотя бы и ненадолго, пообщаться с нею один на один. С. Эфрон приедет в Феодосию. Он планирует готовиться к сдаче экзаменов за гимназический курс.
Родились эти планы в 1911 году, но до сих пор не осуществлены. В начале февраля 1914 года М. Цветаева развивает бурную деятельность, чтобы облегчить мужу сдачу экзаменов экстерном. Для начала она идёт к директору феодосийской мужской гимназии С.И. Бельцману. Можно предположить, о чём она ему рассказывает: трудной судьбе семьи Эфронов, о слабом здоровье мужа, о том, какой он замечательный и умный. Директор знал И.В. Цветаева и отнёсся к С. Эфрону «очень мило». Однако Марину Ивановну беспокоит грубый и властный инспектор, который с директором в контрах.
Между тем, характер Эфрона снова проявляется во вроде бы незначительных мелочах. Цветаева купила для дочери большого игрушечного осла «настоящего, серого, трогательного, со сгибающимися ногами». Цветаева делает запись в дневнике: «Целый вечер я восторгалась им, целовала в морду и гладила. Серёжа придавал ему какие-то необычайно подлые позы: выворачивал голову на спину, всячески выгибал ноги. Я искренне страдала». Эфрон издевается над осликом, а заодно и над женой. Ведь он видел, что ей неприятно то, что он проделывает над осликом. Видел и продолжал. Случайность? Нет, не случайность. Издевательство, насмешка над людьми - черта характера, которая вполне развилась у взрослого Эфрона. Екатерина Рейтлингер-Кист, близко знавшая Эфрона и Цветаеву в Чехии, вспоминает: «Человек с большим шармом, одновременно «страдающие» глаза и рот уже едва сдерживает смех и издевательское настроение».
В феврале 1914 года Цветаева шлёт отчёт о событиях сёстрам Эфрон в Москву из Феодосии, что шансы их брата выдержать экзамены очень гадательны, что Пётр Николаевич Лампси, наобещавший связей и удач, виноват во всём, ибо обещаний не выполнил. Она пишет, что влиятельных лиц в Феодосии мало, что хлопочут они неохотно, что к ним противно обращаться, тем более, что все они незнакомые. Видимо, именно в это время у М. Цветаевой созревает план – обратиться за помощью к самому В.В. Розанову, который был знаком с профессором И.В. Цветаевым.
7-го марта 1914 года Цветаева пишет В. Розанову три письма. Между первым и вторым письмом интервал в месяц. Между вторым и третьим – десять дней. Поджимало время. Первое письмо написано 7-го марта. Это подготовительное, так сказать, и восторженное письмо, в котором Цветаева пишет о себе и своей семье. Она напоминает философу, что тот был знаком с И.В. Цветаевым. Марина Ивановна упоминает о книгах В. Розанова, которые читала, в меру льстит философу. Львиную долю письма посвящает своему молодому мужу. Это-то и есть артподготовка. В конце письма М. Цветаева прибавляет, что мечтает о встрече со своим знаменитым корреспондентом. 9-го марта она сообщает В.Я. Эфрон, что лично была у директора гимназии, который принял её весьма радушно. Визит к директору гимназии имел вполне определённую цель навести директора на мысль о знакомстве И.В. Цветаева и В.В. Розанова, благо директор был от философа в восторге. М. Цветаева усердно готовит почву для успешной сдачи мужем экзаменов. Подключены не только директор гимназии и В.В. Розанов, но и брат отца Цветаевой, Д.И. Цветаев, преподаватель латыни Могилевский, узнававший для С. Эфрона темы латинской работы и тригонометрические задачи. Приём запрещённый, но что делать!
Ответил ли философ на первое письмо неизвестно. Через месяц Цветаева пишет второе письмо, уже не такое восторженное, но в котором углубленно развивает тему «моя семья» пишет об отце и матери, об их судьбах, об их смерти, и просит В. Розанова прислать две свои фотографии. Цветаева вновь упорно упоминает о своём юном муже Эфроне, о его благородном по линии русской матери происхождении, о том, что его отец еврей. (Она знает пристрастие В. Розанова к евреям). Она признаётся в любви к мужу, восторгается его умом, дарованиями и благородством, а главное, настойчиво пишет, о его болезненности, и она явно держит в уме некую заднюю мысль, которую действительно реализует в последнем письме, по-деловому и без обиняков.
Третье письмо от 18 апреля 1914 года - образец делового стиля. Восторги отброшены в сторону. В письме Цветаева настойчиво снова напоминает В. Розанову о «болезни» легких и сердца Эфрона. Она делает это затем, чтобы В. Розанов, чей авторитет огромен, проникся сочувствием к юноше и оказал влияние на результат экзаменов, которые будет держать экстерном её муж в феодосийской мужской гимназии.
Цветаева всё продумала. Во втором письме есть упоминание о директоре этой самой мужской гимназии, который «Вас страшно любит его настольная книга Ваш разбор Великого Инквизитора». Цветаева не скупится на лесть Розанову, повторяя в каждом письме мысль о его гениальности. В последнем письме директор гимназии уже не просто любит Розанова, он на него молится. Без дальнейших обиняков Цветаева решительно указывает Розанову план его дальнейших действий. Тон повелительный: «Так слушайте: тотчас же по получении моего письма пошлите ему 1) «Опавшие листья» с милой надписью, 2) письмо, в котором Вы напишете о Серёжиных экзаменах, о Вашем знакомстве с папой и - если хотите – о нас. Письмо должно быть ласковым, милым, «тронутым» его любовью к Вашим книгам, ни за что не официальным. Напишите о Серёжиной болезни (у директора уже есть свидетельства из нескольких санаторий), о его желании поступить в университет, вообще расхвалите. О возможности для Серёжи воинской повинности не пишите ничего. Директор с ума сойдёт от восторга, получив письмо и книгу, Вы для него - Бог. Судьба Серёжиных экзаменов его жизни моей жизни почти в Ваших руках. Обращаюсь к Вам, как к папе». Больше всего Цветаева опасается, что, если Эфрон не получит аттестат об окончании гимназии, он не поступит в университет и будет призван в армию.
Принял участие В. Розанов в судьбе Эфрона или не принял, нам достоверно не известно. Повелительный тон Марины Ивановны, диктующей, как именно ему поступить, мог и отпугнуть В. Розанова своей бесцеремонностью. Цветаева, как наседка, старается уберечь мужа от провала. Что только ни сделаешь во имя любви!
5-го мая 1914 года начались испытания. К 22 мая С. Эфрон сдал письменные экзамены. Некоторые «позорно», как он сам определил. Марина Ивановна 1 июня едет с Алей в Коктебель. Теперь она спокойна и уверена, что устные экзамены он сдаст.
Испытания Эфрон выдержал. Из двенадцати экстернов один он. Может быть, у остальных одиннадцати экстернов не было столь мощной поддержки? Эфрон достаточно критичен к самому себе. Пишет, что выдержал историю позорно. Другие, кажется, не намного лучше. Но выдержал, и Цветаева отзывается об этом, как о «геройском акте», ибо сдал где-то около 25-ти, или более экзаменов, мало спал. Так или иначе, аттестат об окончании гимназии у Эфрона в руках и ему открыт путь к высшему образованию.
Вдохновлённая Марина Ивановна пишет стихотворение, посвящённое мужу, и пересылает его Вере Яковлевне. В этом стихотворении семь строф. Публикуется обыкновенно урезанный и переработанный позже поэтом вариант этого стихотворения, начинающегося строкой «Я с вызовом ношу его кольцо…». Не может быть, чтобы это славословие, посвящённое брату, Вере Яковлевне не понравилось. Но оно очень не понравилось Волошину. Спрошенный Мариной Ивановной, нравится ли ему новое стихотворение, он коротко ответил «Нет». Без объяснений. Именно поэтому Марина Ивановна и пересылает стихотворение Вере Яковлевне в Москву, чтобы узнать мнение о нём, в том числе мнение Елизаветы Яковлевны и Петра Яковлевича. Марина Ивановна несколько обескуражено пишет: «Это было первое нет на мои стихи». Стихотворение яркое, острое, великолепное по техническому исполнению. Что же не понравилось Волошину? И почему не понравилось? Во-первых, Марина Ивановна объявляет, что муж её прекрасен. Во-вторых, объявляет, что она счастлива. В-третьих, предположение, что мать Эфрона до самозабвенья читала Байрона, вот и результат не замедлил сказаться. В-четвёртых, Волошину явно не нравятся поэтические преувеличения. Ничего, что видит в своём муже влюблённая Цветаева, не видит он.
Волошин явно не видит, чем это так прекрасен Эфрон. Он не разделяет мнения Марины Ивановны относительно прекрасности молодого человека. Красив - да. Но не прекрасен. Прекрасным ему предстоит стать. Или не стать. Волошин знает, что одной только красоты мало, чтобы прослыть прекрасным человеком. Марине Ивановне предстоит узнать об этом позже. Прекрасный человек доказывает прекрасность благородными поступками и делами. Никаких благородных поступков и дел, если не считать сдачу гимназических экзаменов, пока за Эфроном не числится.
Что Волошин может возразить на то, что Марина Ивановна счастлива? Может быть, он даже рад, что в настоящий момент она счастлива. Но Волошин, как писала много позже Марина Ивановна, был знающий. И, быть может, ему приходит на ум мысль, что с ним она была бы куда счастливее, чем со смазливым и ничем больше не примечательным мальчиком.
Сравнение Эфрона с Байроном вообще никуда не годится, потому что сравнивается красота, т.е. внешние признаки. Но Байрон, прежде всего, талантливый поэт, известный всему миру, а уж потом во вторую, если не в десятую очередь просто красивый мужчина.
Воспевать мужчину не за ум, не за подвиги, не за деяния, не за талант, не за труды, не за мужество. За красоту! Этого М. Волошин не понимает и не принимает. И уж никак не обнаруживает в Эфроне будущего Байрона.
Но, воспевая мужа, Марина Ивановна уже готова к новым впечатлениям. Новая влюблённость вызревает в ней в это коктебельское лето 1914 года. Она и не думает оказывать этой влюблённости сопротивления. И не пытается её сказывать от окружающих. Даже от мужа. Стихия души просыпается.
В июле 1914 года Марина Ивановна пишет стихотворения и письма, посвящённые старшему брату мужа П.Я. Эфрону. Он актёр. Он приехал из-за границы. Он болен туберкулёзом, лежит в московской клинике на Яузском бульваре. Скоро он умрёт, не дожив до августа.
Люди, пишущие о Цветаевой, не понимают, что это была за любовь к умирающему человеку, которую она не скрывала, и приходят к выводу, что она не столько любила, сколько делала красивую литературу из своей жизни.
Подозревать поэта в том, что, пронзительные письма к Петру Яковлевичу и стихотворения, посвящённые ему, есть ложь, поза, хитрость проще, чем задуматься о природе этой странной любви.
Цветаева склонна по своей природе к кариативной, т.е. милосердной, сострадательной любви. Именно эта любовь побудила её выйти замуж за Эфрона. Вспомним: «…жалость, с которой когда-то всё и началось», «Потому и «вышла замуж», т.е. сразу заслонила собой смерть. Иначе бы навряд ли вообще «вышла».
Для Цветаевой было естественным, что она попыталась заслонить смерть и в случае с П.Я. Эфроном. Конечно, это неравный поединок. Единственно доступный для неё в данном случае способ писать нежные ободряющие письма, писать стихи, заговорить смерть, попытаться отодвинуть её. Пока человек не умер, надежда на выздоровление есть и у него самого, и у близких людей.
В письме к П.Я. Эфрону есть строки: «Мальчики! Вот в чём моя любовь. Чистые сердцем! Жестоко оскорблённые жизнью! Мальчики без матери!». Собственно, вот и ответ, на который никто из людей, пишущих о Цветаевой не обратил внимания. Жалость к братьям, чья мать повесилась, побуждает Марину Ивановну хотя бы частично заменить её. В этой любви нет и намёка на страсть. Нет ни единого намёка на любовную любовь (определение Цветаевой), зато много материнской нежности, которую она и спешит излить в письмах и стихотворениях.
Впоследствии Цветаева будет жалеть, и заслонять от смерти, одиночества, от самих себя Н. Гронского, А. Штейгера, и появятся статья «Поэт альпинист», «Стихи к сироте» и проникновенные, блистательные письма к обоим адресатам. Для Цветаевой жить, чувствовать и писать об этом одно и то же, потому что она - поэт. Она не замечает разницы между тем и другим, потому что для неё жить, чувствовать, переживать, писать об этом, как дышать. Она пишет П.Я. Эфрону: «Откуда эта нежность не знаю, но знаю куда: в вечность!». Права, по существу. Если бы не Цветаева, сегодня никто не знал бы, кто такой П.Я. Эфрон, ибо ничем особенным он в жизни не отличился, ни как актёр, ни как человек. Цветаева щедра. Она сама принадлежит вечности, и берёт с собою всех, кого жалеет и любит в данный момент.
Упрёк в том, что она «делала литературу» из своей и чужой жизни можно адресовать каждому поэту, прозаику и драматургу, ибо литература жизнью питается.
Кроме того, не следует забывать, что Цветаева не столько человек, сколько явление природы, стихия. Разве можно приказать ветру не дуть? Разве можно рекомендовать буре не свирепствовать? Разве можно советовать молнии не сверкать? Вот почему она и не знает, откуда эта нежность, это «пламя, что сжигает меня». Тому, кто никогда в жизни не испытывал подобный пожар души, Цветаеву не понять.
Продолжение следует
