Тридцать первое
Тридцать первое.
Утро.
Бледно-кривая луна безнадежно больна. Ей осталось совсем немного.
Ночью Самайна тьма, укрыв дланью церквей купола, из без_лунного мира духам откроет дорогу.
В свете злых фонарей они тихо шагнут в наши сны, попытаются душу завлечь в хоровод теневой и нашепчут нам сказки далекой волшебной страны, чтоб отвлечь от гостей, что застыли за нашей спиной.
Эти гости - жрецы. Слуги мертвых, забытых богов. Они ходят неслышно, их облик - луч полной луны. И поэтому мы не увидим бесцветных зрачков, тонких губ и ножа, что без всякого чувства вины будет в шею вонзен, вспорет вену, и темную кровь в деревянную чашу жрецы до краев наберут. Будет бал, будет пир у оживших забытых богов. В эту ночь они вниз с пьедестала из звезд снизойдут, чтоб у смертных забрать, что дано было вечным Судьей, чтоб найти себе новых, чуть более преданных слуг.
Ты боишься, мой друг? Не волнуйся, все будет путем. Мы почувствуем холод их белых истерзанных рук прежде, чем нас убьют, прежде, чем духи Самайна вновь попытаются душу завлечь в теневой хоровод, прежде, чем колдовская и звездно-безлунная ночь надо мной и тобою бесспорную власть обретет.
А пока только день, солнце небо пронзает огнем. И церквей купола позолотой ярко горят. Только птичье молчанье напомнит сегодня о том,
что Самайн пришел.
Тридцать первое октября.
Утро.
Бледно-кривая луна безнадежно больна. Ей осталось совсем немного.
Ночью Самайна тьма, укрыв дланью церквей купола, из без_лунного мира духам откроет дорогу.
В свете злых фонарей они тихо шагнут в наши сны, попытаются душу завлечь в хоровод теневой и нашепчут нам сказки далекой волшебной страны, чтоб отвлечь от гостей, что застыли за нашей спиной.
Эти гости - жрецы. Слуги мертвых, забытых богов. Они ходят неслышно, их облик - луч полной луны. И поэтому мы не увидим бесцветных зрачков, тонких губ и ножа, что без всякого чувства вины будет в шею вонзен, вспорет вену, и темную кровь в деревянную чашу жрецы до краев наберут. Будет бал, будет пир у оживших забытых богов. В эту ночь они вниз с пьедестала из звезд снизойдут, чтоб у смертных забрать, что дано было вечным Судьей, чтоб найти себе новых, чуть более преданных слуг.
Ты боишься, мой друг? Не волнуйся, все будет путем. Мы почувствуем холод их белых истерзанных рук прежде, чем нас убьют, прежде, чем духи Самайна вновь попытаются душу завлечь в теневой хоровод, прежде, чем колдовская и звездно-безлунная ночь надо мной и тобою бесспорную власть обретет.
А пока только день, солнце небо пронзает огнем. И церквей купола позолотой ярко горят. Только птичье молчанье напомнит сегодня о том,
что Самайн пришел.
Тридцать первое октября.
