Господин Никто

Это, наверно, не дар, а проклятье ужасное:
Знать, как на будущем скажется каждый твой шаг;
Можешь пытаться не верить, но это напрасно и...
Правда ведь, страшно, как может какой-то пустяк

Вроде зонта улетевшего, слова поспешного
Или листа, что хрустит под ногою твоей ―
Сделать святым тебя или безудержным грешником?
Будешь с сестрою (пусть сводной) во мраке ночей

Пальцами мелко дрожащими кожи фарфоровой
Нежно касаться, ведя свой бесстыжий узор,
Течь в ее тоненьких венах расплавленным оловом ―
Правилам, сводам, запретам всем наперекор;

Волосы будут мешать, пахнуть травкой дурманящей,
Ты в них уткнешься, умрешь и воскреснешь опять.
Но бесконечным, бесчестным, жестоким ристалищем
Эта любовь обернется: кричать будет мать,

Ты ― по квартире метаться, отчаянно, бешено,
Сердце ― стучать где-то в горле, иль даже в висках...

Грешники.

Грешники.

Грешники.

Грешники.

Грешники.

Словно клеймо на всю жизнь на дрожащих руках ―

Тех, что сжимали сестру так не-родственно-ласково,
Тех, что касались ложбинки меж нежных ключиц...
Эта тропинка, ты знаешь, безмерно опасна, но...
Так, как ее, никого ты не сможешь любить.

Так, как она, ждать безумно и очень отчаянно,
Так - чтоб спустя много дней, много месяцев, лет
Встретить тебя на вокзале... И снова ― касания
И "без тебя в этой жизни меня просто нет".

Сможет ли кто-то? Ты видишь все то, что не должен бы,
Пальцем невольно касаешься губ и молчишь.
Это ведь сложно: не только оплакивать прошлое,
Но и о будущем плакать, ведь правда, малыш?

Есть два пути, две возможности, где же спасение?
Делая шаг, оступиться нельзя ни на миг...
Только ты просто стоишь на дороге растерянно:
То ли ребенок, а то ли глубокий старик.