ПОДБИТЫЙ ОРЛЁНОК 11 Лаврова Е.Л. Слово о Марине Цветаевой. – Горловка, 2010. – 398 с.
И почему это эгоцентризм, если деньги присылали тётка и друг сестры, почти родственник, судя по его сердечному отношению к семье Эфронов? Юноша не был совершеннолетним. Почему мы об этом забываем? И разве своего несовершеннолетнего родственника мы бросили бы на произвол судьбы и не поддержали бы? Или посоветовали бы ему пойти на завод, чтобы прокормить себя, а не поступать в университет? Образованный юноша из писательской семьи, юноша, мечтающий о высшем литературном образовании - и завод! Нонсенс! И даже, если мне скажут, что завод для такого юноши самое подходящее место, чтобы набраться жизненного опыта, я отвечу, что всё это демагогия, причём с советским душком. Отчего своих сыновей, господа, посылаете вы не на заводы, а в университеты?
Права ли В. Лосская, когда утверждает, что «автор постоянно ощущает свою правоту и превосходство»? Мне кажется это утверждение не слишком справедливым. Во-первых, об ощущении правоты. Георгий очень развитый, но всё же подросток, и ему свойственна подростковая категоричность. Мы все в той или иной степени прошли через это в подростковом возрасте. Мы были в чём-то не правы, но полагали, что только мы и правы в данном вопросе. И, даже зная, что не правы, утверждали из вредности обратное.
Во-вторых, о превосходстве. Георгий действительно, объективно превосходил многих сверстников (и даже взрослых) по многим параметрам: по общему умственному развитию, по способностям к литературе и живописи, по тяге к гуманитарным наукам и музыке, по способности к анализу, по целеустремлённости, по тяге к всестороннему совершенствованию. В этом всём он достойный сын своей великой матери. Было бы странно, если бы он это не замечал и не писал об этом в дневнике.
Между тем, Георгий отмечал неоднократно свои недостатки. Он отмечает, что не имеет способностей к точным наукам, что он недостаточно физически развит, не слишком ловок. Он пишет о себе, что недостаточно отёсан, что не умеет танцевать, что его жизнь курьёзно неинтересна, что его карикатуры несовершенны, что он не может представлять интерес для других людей, что ничего блестящего нет ни в его разговоре и его наружности.
В. Лосская пишет, что Георгий почти не задумывался о том, о чём постоянно думала Цветаева - об аресте. Это не так. Вышеприведённая цитата, в которой Георгий боится слишком часто ходить в библиотеку читать книги на французском языке, свидетельствует об его опасениях на этот счёт - опасениях, которые он, по-видимому, боится даже лишний раз высказывать. Его стремление жить настоящим, настойчивое повторение, что его ждёт прекрасная будущая жизнь, также подтверждают предположение, что он страшится возможности повторить судьбу отца и сестры. Лосская пишет, что Георгий совершенно свободен от обычного советского страха. Как видим, он от этого обычного страха уже не свободен. Может быть, был свободен до ареста отца и сестры. Может быть, был свободен ещё некоторое время и после их ареста. Но когда стала поступать информация об арестах знакомых, которых он знал ещё во Франции, Георгий не мог не задуматься о собственной судьбе и будущем своей матери.
«В дневниках поразительна скудость информации о Цветаевой», пишет Лосская. И тут же объясняет, что центр внимания Георгия - он сам. Безусловно, нам бы хотелось, чтобы Георгий больше писал о матери. Каждая крупица информации о Цветаевой для нас бесценна. Но мы не можем упрекать Георгия. Это его дневник. Какой подросток в своём дневнике много пишет о своей матери? То, что он пишет о Цветаевой, заслуживает внимания. Он вовсе не холодный и безразличный к матери сын. Он не один раз повторяет, что ему жаль мать. Жаль, что иногда он доставляет ей неприятности. Георгий получил плохие отметки по точным наукам. Он переживает: «Теперь, если учение плохо учится, то вызывают родителей. Это мне было бы очень неприятно. (Не за себя, конечно, а из-за того, что матери очень неприятно идти разговаривать с незнакомыми людьми, тем более, что она знает, что я буквально всё время готовлю уроки и учусь)». Он не забывает отметить, что его мать поэт, и уважаема и любима многими известными людьми. Несомненно, ему это приятно: «К матери хорошо относится очень много людей». Жаль, что её обижают склочники-соседи: «Моя мать представляет собой объективную ценность и ужасно то, что её третируют, как домохозяйку». «Я страдаю за мать, я боюсь, как огня скандалов, которые могут вспыхнуть из-за какой-нибудь нек на место поставленной кастрюли». Как можно не заметить этих фраз? Сын, который страдает за мать, это хороший сын, что бы ни говорили о Георгии. Жаль, потому что у неё нет хороших условий для работы: «За себя я не беспокоюсь – передо мной много, много времени впереди, беспокоюсь я за мать, которая заслужила лучшие бытовые условия». Жаль, что матери придётся жить в коммуналке: «Мне лично наплевать, но всё дело в том, как себя будет чувствовать мать, которая никогда не жила в коммунальных квартирах». Его беспокоит, что они никак не могут найти квартиру: «Нужно где-то жить, и жить в условиях, наиболее способствующих литературной работе матери». Он понимает, что всего дороже матери: «Рукописи самое ценное, что у неё есть».
Когда начинается война, и все ждут будет ли массовая эвакуация жителей из Москвы, Георгий записывает в дневнике: «...я боюсь массовой эвакуации – не для себя, а для матери». По пути в Елабугу Георгий размышляет: «…чем будет заниматься мать, что она будет делать и как зарабатывать на свою жизнь?». Понятно, что от способности матери заработать на жизнь зависит и его благополучие. Лосская пишет, что Георгию не приходит в голову помочь матери. Приходит. Как можно было этого не заметить? В Елабуге он пытается устроиться на работу. Лосская пишет, что в дневниках Георгия она нигде не видела нежности или настоящего сочувствия к матери. Выше я привела высказывания сочувствующего сына. А как насчёт этой фразы: «Главное, я беспокоюсь и горюю за неё». За неё, то есть, за мать. Страдать и горевать за мать может только нежный и любящий сын. Вряд ли Цветаева, упрекавшая сына за холодность, знала об этих записях, свидетельствующих не о холодности юноши, а о его сдержанности в проявлении чувств. Ожидать выражения нежности от подростка, значит, не понимать психологии подросткового возраста. Сочувствие же матери, как видно из вышеприведённых цитат, Георгий высказывает на каждом шагу по разным поводам. Георгий пишет: «…я думаю о самочувствии матери. Как же она будет переводить в маленьком загончике у Лилии, как я буду учиться? Бред». А как насчёт этого высказывания: «Я очень жалею мать – она поэт, ей нужно переводить, жить нормальной жизнью, а она портит себе кровь, беспокоится, изнуряет себя в бесплодных усилиях найти комнату, страшится недалёкого будущего (переезда)». Жалеет, значит, любит.
В Песках, куда они на время уехали с Цветаевой, Георгий задумывается о том, почему он такой, какой он есть. Он сам себе говорит правду, анализируя жизнь членов своей семьи: «Процесс распада всех без исключения моральных ценностей начался у меня по-настоящему ещё в детстве, когда я увидел семью в разладе, в ругани, без объединения. Семьи не было, был ничем не связанный коллектив. Распад семьи начался с разногласий между матерью и сестрой, сестра переехала жить одна, а потом распад семьи усилился отъездом сестры в СССР. Распад семьи был не только в антагонизме – очень остром – матери и сестры, но и в антагонизме матери и отца. Распад был ещё в том, что отец и мать оказывали на меня совершенно различные влияния, и, вместо того, чтобы им подчиняться, я шёл своей дорогой, пробиваясь сквозь педагогические разноголосицы и идеологический сумбур. Понятие семьи постепенно уходило. Религия – перестала существовать. Коммунизм был негласный и законспирированный. Выходила каша влияний. Процесс распада продолжался скоропалительным бегством отца из Франции, префектурой полиции, отъездом из дому в отель и отказом от школы и каких-то товарищей, абсолютной неуверенностью в завтрашнем дне. Распад усугублялся ничегонеделанием, шлянием по кафэ, политическим положением, боязнью войны, письмами отца, передаваемыми секретно…какая каша, боже мой!». Какой такой своей дорогой шёл Георгий, если поддался влиянию отца? Своей дороги у него пока ещё не было, да и быть не могло. Георгий продолжает анализировать свою жизнь. Он большие надежды возлагал на переезд в СССР, но столкнулся с полным бессилием отца, чьей судьбой теперь незримо и властно руководили люди из НКВД, со склоками, которые затевали соседи по болшевской даче Клепинины, с арестом отца и сестры, поиском комнаты, переездами, нуждой, неуверенностью в завтрашнем дне, растерянностью матери. Вывод, к которому приходит Георгий закономерен: «Пусть с меня не спрашивают доброты, хорошего настроения, благодушия, благодарности. Пусть меня оставят в покое. Я от себя не завишу, и пока не буду зависеть, значить ничего не буду. Но я имею право на холодность, с кем хочу. Пусть не попрекают меня моими флиртами, пусть оставят меня в покое. Я имею право на эгоизм, так как вся моя жизнь сложилась так, чтобы сделать из меня эгоиста и эгоцентрика». Увы, Георгий прав. Ни в чём не виноватый, задёрганный родными людьми и обстоятельствами, он, чёрт возьми, тысячу раз прав! Нельзя воспитываться в семье, где все - лебедь, рак и щука - тянут повозку в разные стороны, и остаться нравственно здоровым человеком.
Продолжение следует
