ПОДБИТЫЙ ОРЛЁНОК 12 Лаврова Е.Л. Слово о Марине Цветаевой. – Горловка, 2010. – 398 с.
Георгий пишет о своей семье, о её нравственном климате как трезвый, умный, проницательный человек, умеющий мыслить и анализировать. И просвечивает сквозь эту беспощадную трезвость душевная боль такой глубины и силы, что всякому, читающему дневник юноши, становится не по себе. Навязанный обстоятельствами эгоизм и эгоцентризм юноши - его способ защиты от проклятой действительности, которая к нему беспощадно жестока. Он так надеется на лучшую жизнь! Он так надеется на возможное счастье! Он так уверен, что перед ним - вся жизнь! И он не знает ещё, что дни его сочтены в тайной канцелярии рока. Талантливый, многообещающий юноша! Как бесконечно жаль его!
Георгий пишет, что не любит людей, что они кажутся ему чудовищными существами, что они ему противны. Он разочарован в людях. Что Чайльд Гарольд, с его мелкими проблемами и беспочвенным разочарованием рядом с этим шестнадцатилетним юношей! Чайльд Гарольд не боролся за выживание. Чайльд Гарольд не терпел материальные лишения и жилищная проблема его не беспокоила. Чайльд Гарольд не жил в СССР и его родных не арестовывали. Далеко Чайльду Гарольду до Георгия Эфрона.
Лосская пишет, что в дневнике Георгия есть опровержение версии о вербовке Цветаевой НКВД в Елабуге. В первом томе дневников Георгия на странице 521 есть фраза: «Сегодня мать была в горсовете, и работы для неё не предвидится; единственная возможность – быть переводчицей с немецкого в НКВД, но мать этого места не хочет». Значит, место переводчика Цветаевой в НКВД было предложено. Никакого опровержения о вербовке на страницах дневника нет и быть не может по той простой причине, что ничего о вербовке, была она или нет, он не знает и знать не может, ибо, если вербовка была, то Цветаева никогда не рассказала бы о ней сыну. Не рассказала бы потому, что вербовщик непременно бы предупредил её, что никому, даже сыну, об этом рассказывать не следует. Вербовщики из НКВД умели чётко дать понять вербуемому человеку, что он должен молчать. Лосская, возможно, об этих советских реалиях не знает.
А теперь рассмотрим ситуацию. Цветаевой предложили работу переводчицы в НКВД. Она отказалась. Всякому ли человеку НКВД предлагало работу? Отнюдь, нет. Даже уборщицы, мывшие полы и туалеты в здании НКВД, проходили тщательнейшую проверку на лояльность. Сам факт, что Цветаевой предложили работу в НКВД, почти невероятен, учитывая, что её муж и дочь находятся под следствием, как «французские шпионы», а сестра в ссылке. Ещё более этот факт кажется невероятным, потому что на допросах С. Эфрон и Э. Литауэр, его соратница, показали, что Цветаева писала антисоветские стихи, т.е. была контрреволюционерка.
Однако, работу ей, тем не менее, предложили. Люди из НКВД никогда и ни под каким видом не стали бы предлагать работу Цветаевой из человеколюбия и милосердия, если бы не хотели извлечь выгоду для себя из этого более, чем странного сотрудничества, если бы вдруг оно состоялось. Что это? Изощрённый цинизм? Или даже садизм? Посадить сестру, мужа, дочь и предложить Цветаевой, недавно приехавшей из Франции, работать на себя. Что, люди из НКВД не знали о нежелании Цветаевой уезжать из Франции в СССР? Что, они не знали, что Цветаева воспевала Белое движение и сочувствовала казнённым членам Царской Семьи? Знали! Выгода же их состояла не только в том, что ввиду военного времени требовались переводчики с немецкого языка. В конце концов, были в СССР к этому времени люди, знавшие немецкий язык, и, право, без Цветаевой органы внутренних дел вполне обошлись бы. Она была им зачем-то нужна. Именно она. Зачем? Здесь мы можем только догадываться зачем. Слывя в своей писательской среде бывшей эмигранткой (белогвардейкой), приехавшей из Парижа, Цветаева могла рассчитывать, если бы она это захотела, на доверие со стороны людей, недовольных советской властью. Она могла бы стать их конфидентом, чтобы потом сдавать их НКВД. Чем соблазняли? Конечно, согласись она работать на НКВД, не было бы у неё с этого мгновения проблем с питанием и жильём. Но у неё были бы проблемы с собственной совестью.
Цветаева решила дело в пользу совести, а не в пользу материальных выгод. Как отнёсся тот, кто предлагал ей работу, к её отказу? Что он ей сказал? Каким тоном? В какой форме? Был вежлив, или насмешлив, или груб? Этого мы никогда не узнаем. Мы знаем только голый факт - Цветаева от предлагаемой работы отказалась. Очередной великий отказ. Великий, потому что шла война, и снова надвигался голод, как в годы гражданской войны. Только теперь Цветаевой было не двадцать пять, а почти пятьдесят, а это тоже что-то да значит.
Нечего и говорить, что смерть матери потрясла и перевернула всю жизнь Георгия. Он сам пишет об этом. Он так часто досадовал, что мать хотела вместе с ним гулять, ходить в кино. Он хотел самостоятельности, независимости, как любой подросток в его возрасте. Сколько раз он повторял в своём дневнике, что останься он один, он знал бы, что ему делать. Сколько раз он раздражался на мать, поминутно меняющую решения. И вот, когда он действительно остался один, Георгий растерялся. В сущности, он всё ещё оставался в глубине души беспомощным ребёнком. Лосская, хотя призывает не осуждать Георгия, с неприязнью пишет о том, что он избалован матерью, что надеется на помощь Асеева, потом Кочеткова. Да, Георгий цепляется, как ребёнок, за полузнакомых людей, потому что ему страшно остаться совсем одному, потому что он боится погибнуть в этой мясорубке. Он ещё не знает, что судьба над ним посмеивается, что рок уже занёс над его головой топор.
Лосская не устаёт повторять, что Георгий чудовищный эгоист, сноб, что он надменен, холоден и не умеет любить. Лосская будто не слышит (или не хочет слышать), что этот несчастный мальчик на каждой странице своего дневника почти кричит о своём одиночестве, и невозможности найти хотя бы друга, или девушку, которая поняла бы его. Он ведь всё время повторяет, что ни мать, ни Самуил Гурьевич, ни Дмитрий Сеземан не понимают
Продолжение следует
