Ломбер на двоих

Неужели, позавчера!?

(понедельник был или вторник).

Очерк мой, подобно валторне,

музицировал встречный сирокко.

А муслиновая чадра

цвета, запаха выжженных пробок,

обусловила ход левитации.

Я вспорхнул, не касаясь трав,

но полет здесь, сродни аннотации.

 

Подытожу свой опыт виньеткой

в стиле нежного рококо.

Если позавчерашний прокол,

сопоставить с прогорклым женьшенем,

то, пожалуй, и крылья, и небо,

депонирует в неф волшебник,

нам оставив лишь червы и пики

и возможность искать утешенье

в незапамятных, многоликих

 

божествах, самобытных кулибинах,

в их споручницах и чертежах.

Ну, положим, воздушных шар -

лишь скользящая далью пежина;

неминуемую погибель,

прочит истовая заснеженность

и причудливое дилетантство,

коим брезгует живописец:

"Сублимация непостоянства

в постоянстве обратных чисел"

 

В виду этого, пересмешник,

окрыляет лиловые маки.

Жизнь, подобно почтовой марке,-

взяв от имени адресата

лишь заглавную и безутешную

тчк (в виде некой касатки) -

дезертирует властным кубарем,

оступается, что-то ищет,

отражаясь по-детски, кукольно

в тридесятой республике Фиджи,

 

приняв форму скрипа

или более того-тени.

Здесь обычно первостепенней,

нарочито блюсти диссонанс.

Знай одно, ни одна из скрипок

не бездушна, а что до нас,

нам доступна одна из британий,

бушель всяческих неразберих,

домик на пресловутом платане,

ломбер, сотканный для двоих,

 

поднесенный палец к губам,

как знак таинства высшей степени.

Я-творец! Прозаический хеппенинг,

мне под силу, связать бантом,

смерть, подчас бывает груба

(не к лицу ей светский бонтон

и чудачество во плоти)

Вот же, наш заветный бутон

в вечность! Милая, сбрось палантин!