И я ваш поэт!

Левой за правой,
                   правой за левой.
Город затянут туманною плеврой.
Шагаю
           по раненым плитам
                                             проспекта.
Улица
уже не проваливается,
                                      как нос сифилитика.
Солнце, проснувшееся,
                                         светит по вектору.
 По прозрачным домам
                                  видно: мечутся
                                                        лифтики,
 задыхаясь в шнурах, словно бедные
 висельники.
На деревьях поблизости
 птицы
            судачат,
Под деревьями в низости
 птицы
            судачат.
 Только эти без крыльев
  Им бог не назначил,
                                 всем этим дороже
                                                      веревка и мыло.
А я в этой были, как видишь,
                                                не значусь.
Расправлюсь,
                       сниму плащ,
                                             а там как у птицы -
по метру конечности с перьями белыми.
Лечу, поплевавши на лысину памятникам -
 завидовать будут
                        воробьи и синицы.     
А птицы ходячие столь оголтелыми,
проводят меня помутневшими взглядами.
Охотники дышат неровно
                                               и нервно,
Сопливые, курицы влюбятся, вцепятся,
в портрет пролетавшего мимо поэта.
И мера
словесного блуда в народе зацепится,
за то, что в народе все кличут поэзией.

Засохшими розами  осыплют мне землю -
те померли рано, прождав слишком много.
 Я тут, но я слишком чего-то
                                                    промедлил,
 простите друзья, не судите - же строго!                                           
Я тоже Владимир,
                              но не Маяковский,
последний язык из ста тысяч безмолвных!
мне памятник будет всего лишь из воска,
я сам упаду, призрак, в обморок сонный.
Но все - же меня на руках, нет,              
                                                                              на волнах!
все будет нести как потертую доску
в бескрайних просторах людских
                                                                океанов,
а там, невзначай может крылья и брошу
в лицо обожающим, однако – бескрылым.
Графоманы
попробуют вынести ношу,
но только пробурят всю грязь своим рылом.
Стихи вырываются – сотни нарывов
на коже давно уж подохшего мира,
мне в том помогает известная
                                                      сила
любовь проститутки под именем 
                                                       лира!