Мы проснулись однажды и поняли – мы одиноки.
Мы проснулись однажды и поняли – мы одиноки,
а есть те, что не могут понять это и за несколько тысяч
лет. Сокрушаясь на небе, нирване, в вальгалле – в сроки
опускаются наземь, страдают, не любят – но рыщут.
Ищут жертву на похоть и страсти житейско – мирские.
Слава Богу, с тобой мы, отнюдь, не такие,
но и мы в клаузуле любви погубить умудрились
свои души, и то, что сегодня зовется любовью. Укрылись
постаревшим зонтом из обилия холода сотканным.
Жаль, что повода нет ему взмокнуть от капель. Умотаны
мы с тобою, не плачешь ты более. Расскажи всем подругам,
как стонет любовь, прожигаясь под лупой сомнения,
что весь опыт любви состоит из постели, с кроватью упругой,
что сама же любовь умирала с хвоста, и продолжилось тление.
И без всяких надежд на какое-то свыше свечение.
Та любовь была выше того, но чуть ниже того просветления,
что когда-то закрадывалось в сердце великих маэстро,
и возможно, что нам, не достичь его в здравом уме, и вместо
поощрения музы, мы выбрали наши короткие чувства,
но так кажется мне, что с тобою мы где-то, где пусто.
Мы на острове сбитых надежд, а сбивала нас гаубица
и с последним ядром, нас так сильно с тобою контузило,
что теперь мы чужие друг - другу – не сбудутся
под змеей амнезии все наши мечты – их всех сузило
под диктовку сознания нашего странного, инстинктивного
мы не помним друг друга, но с чего же мы стали повинены
в казни чувств своих, и в экстазе все наши враги.
Дураки мы с тобой, дураки.
а есть те, что не могут понять это и за несколько тысяч
лет. Сокрушаясь на небе, нирване, в вальгалле – в сроки
опускаются наземь, страдают, не любят – но рыщут.
Ищут жертву на похоть и страсти житейско – мирские.
Слава Богу, с тобой мы, отнюдь, не такие,
но и мы в клаузуле любви погубить умудрились
свои души, и то, что сегодня зовется любовью. Укрылись
постаревшим зонтом из обилия холода сотканным.
Жаль, что повода нет ему взмокнуть от капель. Умотаны
мы с тобою, не плачешь ты более. Расскажи всем подругам,
как стонет любовь, прожигаясь под лупой сомнения,
что весь опыт любви состоит из постели, с кроватью упругой,
что сама же любовь умирала с хвоста, и продолжилось тление.
И без всяких надежд на какое-то свыше свечение.
Та любовь была выше того, но чуть ниже того просветления,
что когда-то закрадывалось в сердце великих маэстро,
и возможно, что нам, не достичь его в здравом уме, и вместо
поощрения музы, мы выбрали наши короткие чувства,
но так кажется мне, что с тобою мы где-то, где пусто.
Мы на острове сбитых надежд, а сбивала нас гаубица
и с последним ядром, нас так сильно с тобою контузило,
что теперь мы чужие друг - другу – не сбудутся
под змеей амнезии все наши мечты – их всех сузило
под диктовку сознания нашего странного, инстинктивного
мы не помним друг друга, но с чего же мы стали повинены
в казни чувств своих, и в экстазе все наши враги.
Дураки мы с тобой, дураки.
