Последний человек
Полустертый на карте земной,
полраздетый на смех и на казус,
принимал человек первый бой
и последний, что понял не сразу.
Полустертый на карте земной,
принимал бой не кровью, а фразой.
Извергал шум из слов штормовой,
И метался, посуду бил, вазы.
Но за что ты не любишь так их,
этих хрупких и мертвых предметов?
«Потому что таких же, живых
ненавижу за руки в кастетах».
А за этим кастетом печаль,
а за ним – потаенные боли,
и разрез за одеждой с плеча
до груди, и от слёзы солёной
рана жжет и дымит от зари
до зари, переменная жизни стекает
на дно, хлопья соли осели в крови,
костенеет все тело от соли.
Потому и в пыли
все невзгоды душевные мака
что заснул и сопрятался в центре груди,
ожидая предсмертного знака -
но и он как и тело, в пыли.
На тарелках, сервантах такой же узор
и летели осколки, накалился прибор
у последнего, первым принявшего бой,
загорелось внутри, осознавшего сбой
всей системы проклятой и злой,
всей системы, так чтимой, святой,
лишь у тех, кто почетен и славен.
От зари до зари все забавит
их какой то дурак, что зимой и весной
выбегает из грязной пещеры порой,
бьет посуду своей нерадивой башкой,
и зимой и весной, слышен хруст под землей -
над землей.
полраздетый на смех и на казус,
принимал человек первый бой
и последний, что понял не сразу.
Полустертый на карте земной,
принимал бой не кровью, а фразой.
Извергал шум из слов штормовой,
И метался, посуду бил, вазы.
Но за что ты не любишь так их,
этих хрупких и мертвых предметов?
«Потому что таких же, живых
ненавижу за руки в кастетах».
А за этим кастетом печаль,
а за ним – потаенные боли,
и разрез за одеждой с плеча
до груди, и от слёзы солёной
рана жжет и дымит от зари
до зари, переменная жизни стекает
на дно, хлопья соли осели в крови,
костенеет все тело от соли.
Потому и в пыли
все невзгоды душевные мака
что заснул и сопрятался в центре груди,
ожидая предсмертного знака -
но и он как и тело, в пыли.
На тарелках, сервантах такой же узор
и летели осколки, накалился прибор
у последнего, первым принявшего бой,
загорелось внутри, осознавшего сбой
всей системы проклятой и злой,
всей системы, так чтимой, святой,
лишь у тех, кто почетен и славен.
От зари до зари все забавит
их какой то дурак, что зимой и весной
выбегает из грязной пещеры порой,
бьет посуду своей нерадивой башкой,
и зимой и весной, слышен хруст под землей -
над землей.