Ему только сказали:...
Ему только сказали: "Иди вперед. Там найдешь по дороге, коль вдруг дойдешь, коль сумеешь успеть, не обронишь...", но он-то знал, что каждый ему врет. Он-то знал, но ушел, не смотрел назад, а закат, - какой же то был закат, - он летел за ним и в шнурок связал для него одиноких сердец Ад.
Запылились штаны, изодранный плащ, а в груди всегда, исполна до дна, каждый день и миг не стихает плач. Каждый день кричит, из груди торчит, не одна, не две, всех острей игла и насквозь его, если он не спит.
А во снах его, да из ночи в ночь, лишь одно лицо, лишь одни глаза, столько раз хотел повернуть назад, но их образ кричит, что "назад нельзя".
И он вновь идет, через лес и дол, там где дождь и град, где никто не шел, он идет и лишь вспоминает холм, где в последний раз под луной вдвоем, как рука в руке и тот самый взгляд.
Он идет вперед.
Никогда - назад.
Запылились штаны, изодранный плащ, а в груди всегда, исполна до дна, каждый день и миг не стихает плач. Каждый день кричит, из груди торчит, не одна, не две, всех острей игла и насквозь его, если он не спит.
А во снах его, да из ночи в ночь, лишь одно лицо, лишь одни глаза, столько раз хотел повернуть назад, но их образ кричит, что "назад нельзя".
И он вновь идет, через лес и дол, там где дождь и град, где никто не шел, он идет и лишь вспоминает холм, где в последний раз под луной вдвоем, как рука в руке и тот самый взгляд.
Он идет вперед.
Никогда - назад.
