Иммланиом
А пусть, черт возьми, будет.
Старая, абсурдистская, и вообще, хрен пойми, что это такое. Соавтор пропал где-то то ли в Австралии, то ли в Сибири, потому распоряжаюсь по своему усмотрению.
В общем, так оно было когда-то, давно...
Иммланиом
Месяц всеядный
Эта земля полна крови и
неправды. Ибо они говорят:
«Оставил Господь эту землю»
Иезекииль 9:9
Гл. 1 Побег из Акреза
Иммланиом.
Берег ночью.
Иммланиом.
Я говорю: «Слушай меня».
И ты слышишь.
Так было всегда.
На этой бесплодной земле.
Город не спит.
Город ждёт у окна.
Иммланиом.
- Погляди, не видать ли их коней?
- Нет, ни черта не видать. Туман.
- Да, с этой горы ничего не увидишь…
- Надо бы спуститься пониже.
- Какое там! Пони-и-же! Удирать надо скорее, а то, может, они уже под горой.
- Верно. Пошли отсюда.
- Идём.
И есть два странных вопроса
О том, как плавится лёд.
Ничего не случилось, просто
Память приходит с высот.
Видишь ли, воин, плата за взлёт
Никогда не бывает высокой:
Зуб за зуб или око за око.
Дурацкий закон, зато каждый поймёт.
Вся эта жизнь – только плата за взлёт.
Каждый у нас живёт.
Каждый из нас умрёт.
Оптимизм, чёрт возьми, - это плата за взлёт.
Иммланиом.
Колод кребет ролаб.
Аум. Иммланиом.
Роб роб хлас ком.
Дереб-дереб дораб.
Аум. Иммланиом.
Хаос халас клас ком.
Кордох дород.
Иммланиом.
Аред Ирод!
Иммланиом.
ОССЫВАЙ.
- Что это за чепуха?
- Интересный вопрос. Надо осмыслить.
Антуан Рокантен
Делает шаг вперёд.
И снова его тошнит.
Такой неприятный вид.
Такой нелепый исход.
Хожденье из окон –
Прелестная вещь,
Но опасная как динамит.
Грязным потоком
Сносит скрижали
И чёрным гранитом гремит.
Такой неприятный вид…
Кто-то забыт в веках,
Кто-то в веках знаменит.
А в сердце входит тоска…
Такой неприятный вид...
В тьме веселья
В свете скуки
Чёрным оком
По могилам
И потокам
Белых песен
Красный полдень.
В час разлуки
Я свободен
От потери.
Даже двери
Остановят
Только тех,
Кто беспрерывно…
- Что это?
- Да так… Пустяки. Не обращай внимания.
- Не хочешь – не говори.
- Ну ладно. Смотри. Это чтобы вызывать духов.
- Ты помнишь, чем это закончилось в прошлый раз?
- Пришёл лесник и всех прогнал. Но сейчас такого не будет.
- С чего это?
- Увидишь.
Меня зовут Воздух. Я первый из тех, кто за спиной.
Я видел войны, и солнце, и хохот костров.
Я видел тех, что брели невесёлой тропой.
И тех, что возвращались с чужих берегов.
* * *
Святая ересь не даст уснуть,
Воскресший грешник не даст воды.
Пора отправляться в путь,
Пока храм не замёл следы.
Выжженным лесом да гнилою весной.
В грязных сапогах да в заплёванный рай.
Апостол окрикнет: «Куда же ты? Стой!»
На Бога надейся, а сам не плошай.
Гл. 2 Вопросы
...Расскажи мне историю этого мира…
В. Цой «Вопрос»
- Ты кто?
- Я – лесник.
- Зачем пришёл? Прогонять?
- Нет, слушать.
- Слушать что?
- Всё.
Во тьме ходят белые ножи
И не жаль ни себя, ни всех.
Господи! Открой! Проведи! Покажи
Царствие без кровавых утех.
- Кажется, восходит солнце.
- Да нет, тебе мерещится. Здешнее солнце давно уже продано.
- Слушай, мы ведь уже не в Акрезе.
- Хм. Да,… Тогда возможно…
- Пошли, посмотрим.
- Пошли.
Проданное солнце пылает над страной.
Серебряные спицы. Бездонные глаза.
И ржавые забрала омыты пустотой.
На ржавые забрала – холодная роса.
И снова приклады впиваются в плечи,
И снова сверкают глаза сквозь прицелы.
Правильно и ясно, здорово и вечно
Холодный металл ищет тёплого тела.
Кто сумеет дойти? Кто сумел не упасть?
Нам навеки останутся наши грехи.
Мы играли в жизнь. Мы умели играть.
Скоро будет рассвет. Уж поют петухи.
Коррозия рушит стальные доспехи,
И в ножнах лишь бурая пыль,
И сил не осталось для нового века.
Такая нелепая быль.
Красная капля, вскрикнув украдкой,
Срывается камнем в невымытый ров.
Эта игра уже входит в привычку.
К этому каждый с рожденья готов.
***
Там, где «пси» переходит в свинец,
Откроются двери в пропасть Времён.
Это, конечно, ещё не конец.
Всего-навсего имя имён.
Там, где спирт всё горит на руке,
Где проданы свечи и в душах лишь тень,
Отраженьем в Великой реке.
Станут равными Время и день.
- Разве так бывает…
- Тебе придётся поверить.
- А где ты?
- Идём – узнаешь.
На рваном полигоне прорастают кресты.
В разбитых бараках хохочет земля.
Что б ни случилось, их руки чисты.
Что б ни случилось, не помни себя.
Стрелы проходят сквозь новые лица.
Новые руки коснутся небес.
Но вместо небес только мёртвые птицы.
Вместо души - только каменный лес.
На расколотой плахе мёртвое тело.
Слепые глаза отражают полёт.
И чёрное просто становится белым.
И никто никогда никого не найдёт.
А на полигоне прорастают кресты,
И упорно гремит пулемётный огонь.
Шаги отражаются вглубь пустоты,
Из спёкшихся губ вырывается стон.
Крематорий послужит итогом всему.
Души солдат не поверят слезам.
Их лица растают в тяжёлом дыму.
И кто-то даст ветра слепым парусам.
Руки сложите в молитвенном жесте,
Веру накройте пробитой шинелью.
Молитесь о тех, кто ещё болен местью.
Я тоже молюсь, хотя больше не верю.
- Слушай, ведь ты Лесник?
- Ну… Да.
- А что это за лес?
- Просто Великий Лес.
Мутные звёзды поют о любви.
Эфир дребезжит в неокрашенном небе.
Все мы пытались, но не смогли…
А жизнь торжествует в загаженном хлеве.
Отрешенные скоро забудут о свете,
Хотя это так безошибочно пошло.
А небо глотает отравленный ветер,
Как память о нашем потерянном прошлом.
…Кладбище с флагами, звёздами, гимнами.
Эх, хорошо жить в прозрачных дверях.
Лица вождей очень схожи с их спинами.
И навеки осел птичий ужас в глазах.
А старость поёт о том, как жила,
Поминая дурными словами богов.
Совесть ослепла, а Правда ушла
От брошенных стен и забытых углов.
И наледь сомнений лежит на глазах,
И никто не поставит задач или целей.
Былые святыни повергнуты в прах,
Жаль, что до солнца дойти не успели.
Мы крепко увязли во влажной заре.
Мы не смогли удержать этот миг.
А крест всё стоит на Великой горе,
И лёд покрывает не выживший крик…
Гл. 3.Письма Рыдающего Ницше
…И сказал: слушайте слова мои:
если бывает у вас пророк Господень,
то Я открываюсь ему в видении,
во сне говорю с ним…
1 Царства 3:7.
1. Солнечный город, осколок небес.
Крылья оставленных временем книг,
Солнечный город. Сверкающий лес,
Тот, что создан в потерянный миг.
Солнечный город. Не найденный рай.
Эльдорадо сгоревшего мира.
Те, что пришли в заповедный тот край,
Были только мишенью для тира.
Солнечный город. Чего же мы ждём?
Мы ведь знаем: никто не придёт.
Солнечный город, омытый дождём.
Колотый свет и отравленный лёд.
Будто огненный глаз, одиночества нить
Разрывает застывшие лица.
Разве можно узнать и остановить
Тех, кто видел хрустальную птицу?
Захлопнулись двери за чьей-то спиной.
Значит, новый день не сумеет войти.
Только кто же мне скажет, что будет со мной,
Если вдруг разойдётся эта тьма впереди?
- Странно, что это такое?
- Да вот, в лесу нашёл.
- Любопытный архив, ничего не скажешь.
- Да… А вот ещё. Слушай.
2. Наш Генерал так стар, что почти уже мёртв,
Но мы верим в него, иначе зачем этот смех?
Странно, когда на штыке запекается кровь,
А войны венчает чей-то безумный успех.
Уйти – это значит «вернуться домой».
Уйти – это значит «закончить войну».
Всё это было, но не со мной,
На марше сквозь чью-то пустую страну.
А где-то на новом пути,
Цепляясь за веру руками,
Мы видим цветы миражей,
Тех, которые создали сами.
А ныне… Что ныне?… Убийцы мертвы,
И каждому суд по делам.
И новые души, как новые рвы,
Угрозой сытым углам.
Так кто в этом краю умел отступать?
Мы смотрели, как плавится лёд.
Мы не поверили ветру,
Тому, что приходит с высот.
- Это всё?
- Нет… Кажется, здесь ещё одно более-менее разборчивое.
- Читай.
3. Стрелки и медали.
Новые люди.
Снежные дали.
Нам руки остудят.
Шаги на рассвете.
Кровавые плахи.
Счастливые лица.
Бравурные марши.
Багровые пятна
на белой рубахе.
Искристые звёзды
на небе на нашем.
Прозрачные стены.
Холодные дали.
Красивые смерти.
Священные войны.
Вы с нами сражались.
Вы с нами страдали.
Теперь вы от клятвы
свободны.
Лезвия блещут о новые спины.
Новой победы безумное пламя.
Мы были свободны. Теперь мы едины.
Пустые могилы заполнены нами.
Счастливое детство. Несложные темы.
Мы были иными. Мы стали собою.
Мы доказали все теоремы.
Мы воевали. Мы жили войною.
Остались награды. Остались победы.
Остались красивые песни.
Но враг и доныне не ведом.
И бумага похожа на плесень…
- Идём.
- Это оставить?
- Нет. Возьми с собой.
- Хорошо.
- Пошли. Уже светает.
Гл. 4. Новые Аскеты, Скрипка – Глаза и многое другое.
Был тёплый вечер. Он вышел в сад,
И сказал ей: «Пойдём со мной!»
Каждый вздох и каждый взгляд –
Это шаг по дороге домой.
Каждый пустынный город.
Любая ночлежка для нищих.
Каждое утро без страха.
И каждый вечер без боли.
Здесь мы свободны. Здесь нас не отыщут.
Здесь мы с тобою на воле.
Новые аскеты новой эпохи.
Туда, где спят пустые города.
Новые аскеты новой эпохи.
Наш путь лежит только туда.
Выходят на арену новые аскеты.
Скудная песня. Нелепый стих.
В этом мире так мало света
И кругом лишь хищные вещи.
Но сердца забывчивых женщин
Никогда не забудут их.
Каждая взлётная полоса.
Каждая помойка сновидений.
И Пустота, в Пустоте – голоса
И чьи-то не очень понятные тени.
Не за горами тот день, когда я стану пылью.
Не за горами тот день, когда я закричу в Пустоту.
Не за горами тот день, когда вырастут крылья.
И вы узнаете меня в том человеке на мосту.
Стоит, сутулясь, у окна американская мечта.
И там, где горечь тубероз, стоит убийственный вопрос.
И там, где плачет Пустота, сияют тёмные места.
И там, где море тёмных слёз, стоит теплеющий мороз.
Где-то в далёкой Сибири
Плачет изгнанник из рая,
Мечтая о радостном мире
И вновь, как всегда, умирая.
Тысячи глаз стоят у порога.
Тысячи рук ждут команды «вперёд».
Ах, господа, не судите их строго,
Ведь вся эта жизнь – только плата за взлёт.
Где вы теперь, герои-блокадники?
Где вы теперь? В ожиданье конца?
Но, может быть, радость нового праздника
Смоет кровь с бледной сажи лица.
Где вы теперь, палачи и губители?
Кричи – не кричи, только вас не найти.
Куда не взгляни – только мирные жители
Стоят с автоматами на пути.
Они жили до нас. Они знают,
Куда лежит этот путь.
Но я верю, что лёд растает,
И можно свободно вздохнуть.
В этой комнате, странной и душной,
На добро отвечают добром.
Мама, вышей меня на подушке.
Когда я вырасту, я стану серебром.
В грядущем узнай старину,
Ибо минувшее свято.
Поскорее вглядись в тишину
И услышь громовые раскаты.
… И пусть точат мечи
Палачи.
Ты, моя свирель,
Не молчи.
Лучше песню спой,
Как был счастлив я
Той весной.
- Что это?
- Да так, вспомнилось.
- Откуда?
- Чёрт его знает…
- Гляди!
- Куда?
- Вон, видишь? Кто это?
- Не знаю. Они уходят.
- Куда? В море? Они же утонут!
- Нет. Я думаю, нет.
Прощайте! Прилив уже сходит на нет.
Мы, наверное, тоже скоро уйдём.
Мы пытались идти чьим-то славным путём.
И после нас останется лишь Свет.
Прощайте! Наверное, мы не смогли
Указать вам дорогу домой.
Мы видели звёзды в дорожной пыли,
Когда проходили небесной тропой.
Прощайте! Наверное, мы не успели.
Что можно сделать за тысячу лет
На этой странной и нелепой карусели…
Прощайте! Прилив уже сходит на нет.
- Они ушли?
- Думаю, да.
- Жаль…
- Чего?
Молчание.
- Ну ладно. Смеркается. Нужно развести костёр.
- Как? Чем?
- А ты разве не умеешь?
- А типа ты умеешь!
- Ну, нет… Но всё же…
…Эх, звезда Посолонь,
Корабли.
Эх, гордец – огонь,
Не шали.
Ох, стоят пришлые
У межи.
Что за пришлые стоят?
Расскажи.
- Кто это?
- Не знаю.
- Меня зовут Воздух, и вы встречали меня.
Я знаю многих. Наверное, даже всех.
Я властитель зимы, и меча, и огня,
И кровавых военных потех.
- Меня зовут Небо. Я тоже знаю немало
О тех, что бегут и о тех, что не с нами.
О тех, что давно уж сошли с пьедестала.
И о тех, что не пьют своей крови руками.
Я верю, что зима будет скоро
И, может быть, навсегда
И, может быть, обрывком разговора,
Что уловить не стоило труда,
Останется здесь лето…
Где вы теперь, капитаны столиц?
Позабыли за пазухой сжатый кулак
Для окровавленных солнечных лиц.
О чём это я? Ведь всё это пустяк.
Новые аскеты новой эпохи.
Туда, где спят пустые города.
Новые аскеты новой эпохи.
Наш путь лежит только туда.
Флейта – позвоночник.
Скрипка – глаза.
Где мы?
Иммланиом:
Вот и всё.
Наверное, не здесь. Наверное, где-то
В далёком краю
Отыщут судьбу свою
Эти старые нелепые аскеты
Правит артели, сгоняет людей
Тот, кто не может не спать.
Ночью так сложно найти лошадей.
Ночью святыми не стать.
Флейта – позвоночник.
Скрипка – глаза.
Внутри – Пустота.
В пустоте – голоса.
- Эй, ты там?
- Я, и что?
- Я говорю тебе. Слушай.
- Засохшие звёзды поют ни о чём.
Я очень доволен этой игрой.
Но мне надоело стоять за плечом.
Я, возможно, уйду предрассветной порой.
- Где ты, моё колокольное лето?
Где ты, викторианская сталь?
Смотри, как уходят вдаль
Эти старые и новые аскеты.
- Ну и что?
- Подойди ближе.
Уйди, заскорузлое время вождей,
Что топит речную печаль.
В чёрном цилиндре сезоны дождей.
Викторианская сталь.
- О чём это?
- Дело в том, что когда наступают мрачные дни, когда негативное мироощущение преобладает в сознании, когда «заскорузлое время вождей топит речную печаль», нас спасает нечто иррациональное, нематериальное, некий проблеск чего-то светлого. Можно называть это как угодно: «викторианская сталь», «Иммланиом», «плата за взлёт» или как-нибудь ещё, но сути это не меняет.
Флейта – позвоночник.
Скрипка – пустые глаза.
Гл. 5 Этнические опыты
- Сколько их было?
- Не знаю,… не помню.
- А хотя бы примерно?…
- Это так важно?
- Да нет…
Мои мёртвые братья всё приходят по ночам,
Всё ищут кого-то по заброшенной избе.
Всё гремят костями, шарят по углам,
Да молча улыбаются мне да тебе.
Мораль? Да какая здесь к чёрту мораль?
Мысли? Какие здесь, на фиг, мысли?
Все их слова безнадёжно повисли.
В этих словах отражается сталь.
Мера? Неужто вы видите меру
В том, как они бьются за прожитый час?
Вера? Неужто вы видите веру
В сложных изгибах изысканных фраз?
Где-то бушуют войны.
Кто-то бежит от рока.
Только у нас всё спокойно.
Память приходит с Востока.
- Это закон?
- Закон? Где ты видишь закон? Нет, это просто замечание по теме. Так, небольшая ремарка.
Ну а мы всё смотрели, как плавится лёд.
Мы знаем: никто не придет.
У нас остаётся лишь ветер,
Ветер с Голанских высот.
Интерлюдия
Действующие лица:
Граф Катарсис;
Эвридика;
Мефистофель;
Мефистофель: Я дух, привыкший отрицать.
Граф: Придурок ты, а не дух.
Мефистофель: Хм. Оставим споры. Я хочу тебя спросить тебя: ты веришь, ну, например, Путину?
Граф: Не смешите меня, Мефисто.
Мефистофель: Ну а, скажем, Кастанеде?
Граф: Ха!
Мефистофель: А Гарри Поттеру?
Граф: Мефисто, вы несёте чушь.
Мефистофель: В общем, верно.
Входит Эвридика.
Эвридика: Господа, пройдёмте пить чай.
Мефистофель: Пойдёмте, граф. Завершим наш разговор за чаем.
Викторианская гостиная.
Мефистофель и граф пьют чай.
Граф (аристократично отпивая глоток из своей чашки): Так о чём мы говорили?
Мефистофель: Теперь уже не важно…
Третий Рим!
Хорошо сидим!
Песни петь,
Да в огне гореть,
Да чертей по матери
Поминать.
Да Четвёртому у нас
Не бывать.
Хотели летать к чьим-то светлым местам.
Вошли в хрустальный город и застряли навсегда,
Продавая души двадцати ветрам,
Разливаясь пламенем, как новая звезда.
Хорошо сидим!
Я напился в дым!
А пойдём сожжём
К чёрту Третий Рим.
Сквозь надрывы небес,
Изо льдов казнённых поколений,
Из странных песен, из снега и дождя,
Из неистовых танцев снежной метели
Движется что-то ещё…
Иммланиом?…
Щедро наточен народный топор.
Когда бьют по лицу, то тоска и в горле ком.
Самозваный судья огласит приговор.
Где кончается сказка, начинается дурдом.
Этот новый год был счастливее всех.
Хорошо живётся в окопах под огнем!
А что сожгли кого-то за давно забытый грех:
Так куда бы ни ушёл, всё останется при нём.
От симфонии, что бушевала на свете,
Осталось лишь несколько нот.
Но нам наплевать на ветер,
Ветер с Голанских высот.
Гл. 6 Обыкновенная история
Странные идеи
На странных кухнях.
Странные люди
Чего-то хотели.
Что-то успели
И не успели.
Что-то узнали.
Что-то забыли.
И всё.
Гл. 7 Воск для новых свечей
Заклятие Лесника
Храни меня, рассвет, от ржавых взглядов.
Храни меня, орешник, от огня.
Открой мне, ветер, хохот листопадов.
Мой странный лес, храни меня.
Куда б я ни шёл, мне открыта дорога
Тёмных тропинок, секретных ходов.
Я иду. И идти мне осталось немного
До дальних созвездий и новых миров.
И пусть я погибну, средь холода стали,
И нового дня, и минувших ночей,
Но здесь были люди и что-то искали.
Может быть, воска для новых свечей.
- Это о тебе?
- Да. А разве это имеет значение?
- В общем-то, нет…
Улицы.
Ржавые курицы.
Тёмные устрицы.
В шерсти
Домов.
Улицы ждут
Снов.
Улицы ждут
Слов.
Странный вопрос.
Улицы
Ждут
Слёз.
Новые ритмы.
Новые рифмы.
Много воды.
Мало мысли.
Много еды.
Очень много еды.
Песни.
Тёмные песни.
Новые
Тёмные
Песни.
- Следи, чтобы огонь не погас…
- А ты уходишь?
- Да.
- Куда?
- За воском. Для новых свечей.
Сорок лет – это маленький срок,
Даже он не помог нам найти,
Что мы искали в начале пути,
Когда был распят предпоследний пророк.
Он сказал перед смертью: «Идите туда,
Где кончается время, и новый рассвет
Озаряет пути тёмно-прожитых лет,
И за сталью найдёте светлые года.
Но, чтоб не затеряться среди косых лучей,
Чтобы не стать последним отголоском,
Чтобы не спать, вы запаситесь воском
Для новых радостных свечей».
С тех пор мы странствуем пренебрегая
Советами юристов и опытных врачей.
Мы знаем, что судьба бывает и такая:
Разыскивать Воск Для Новых Свечей.
- Его так никто и не нашёл?
- Почему? Находили, и очень многие!
- И что?
- Ничего…
Есенин.
Цветаева.
Маяковский.
Фадеев.
Башлачёв.
У каждого своя
Тоска По Бесконечности.
Нас заперли. В пространстве стекла
Асфальта, домов, автомобилей, телевизоров,
Раковин, стен, потолков.
Нас Заперли.
Отсюда присущая каждому человеку Тоска По Бесконечности.
Мне проще. Я живу в степи.
- Эй, с тобой всё в порядке?
- Да… А что?
- Просто ты уже полтора часа смотришь в сторону Акреза. Ты там что-то забыл?
- Нет. Вспомнил…
Её руки, как колокола…
Забыть.
Её ветер, как утро в степи…
Молчать.
Её голос – сиреневый дождь…
Сбежать?…
Письмо В Страну Безмолвия.
Любить тебя – это значит
любить полумрак городских парков.
Любить тебя – это значит
каждый день думать о дороге домой.
Любить тебя – это значит
вспоминать запах мандаринов
И полевых цветов.
Письмо Из Страны Безмолвия
Аум Иммланиом.
Аум Иммланиом.
Аум Иммланиом.
- Всё кончено…
- Что?
- Я…
- Опять эти чёртовы письма…
- Не смей так говорить! Хотя нет… Говори всё, что хочешь. Мне уже наплевать.
Гл. 8 Одиночество
Сквозь истории кладбищ и концлагерей,
По страницам пустых побережий
Мы идём. Нам так мало осталось идти
По картинкам усталой надежды.
Кончилось лето. Растаял
Добровольный брезентовый снег
И иллюзии тесного рая…
Слишком рано закончился век.
И мы снова читаем историю мира,
Что лжёт, не стесняясь, нам прямо в глаза.
А полковник играет на сломанной лире,
Раздавая по миру свои голоса.
- Как всегда, ничего нового.
- Конечно. Ведь ещё Хосе Аркадио Буэндиа сказал, что понедельник не кончается и «завтра» не будет.
- Наверное, он был прав.
Не сложно подохнуть за светлое завтра,
И воевать за дырявые сны.
Полковник не знал, что он проиграет
Свои тридцать четыре войны.
Чем мельче победа, тем больше медалей
Скрывают могилы пробитых сердец.
Становится меньше тех, что не спали.
Ведь только лишь в сказках счастливый конец.
- «Ведь только лишь в сказках счастливый конец». Всё очень просто.
- Не совсем. Следи за костром, чтоб не погас.
- А ты?
- А я подойду поближе.
Каждую ночь вдоль по рельсам столетий
Несутся составы к Безводной Стране.
А на чёрных полях лишь убитые дети
Тянут руки к ослепшей холодной луне.
- Кто это?
- Не знаю. Но они нам что-то говорят.
- Железные цепи, стальные оковы
Слепая тоска, одинокое тело…
Такая привычная наша работа:
Стоять у стены в ожиданье расстрела.
И солнце уже не осветит нам лица,
И станет наш мир навсегда чёрно-белым.
Но мы не оставим привычной заботы:
Стоять у стены в ожиданье расстрела…
Тропинки и пыльные тракты,
Немые глубины глаз.
Тот, кто взглянул в вас когда-то,
Никогда не забудет вас.
Из любви к огню мы сожгли этот храм.
Из любви к тишине остались одни.
Мы закрыли глаза из любви к небесам,
Мы увидели ярко горящие сны.
И там, где для нас полыхали закаты,
И там, где оставили мы небеса,
Отныне грозят нам жестокой расплатой
Чьи-то бесцветные голоса…
- Эй, смотри! Они идут сюда.
- Не волнуйся. Следи за костром.
- А что ты сделаешь?
- Слушай.
Заклятие Бодхидхармы.
Я никогда не буду счастливым.
И, быть может, вернувшись со звёзд,
Я не вспомню красивые песни,
Но запомню смех высохших роз.
Сквозь трясину страниц манускриптов,
Сквозь искристую радугу слёз
Я вернусь под победные марши.
Я вернусь повелителем звёзд.
И пускай скрипят ржавые латы,
И мечей иззубрились клинки.
Я оставил всё это в «когда-то»,
И души вдруг стали легки.
По ступеням былых мавзолеев,
И по мрамору новых могил
Я вернусь и пройду по аллеям
Белой ночи и мрачных светил.
Моё знамя топтали ногами,
Мои книги горели в кострах.
Да, я был побеждён, но не вами,
А героями детского сна.
Моё имя не скомкает эхо
Под святынями каменных сводов.
Переливами плача и смеха
Я растаю в черте переходов.
Гл. 9 Мост вдоль великой реки
- Ветер…
- Кажется, будет гроза.
- Здесь не бывает гроз.
- Странно, зачем тогда же ветер?
- Смеяться ли смехом, и выть ли нам воем?
Как нам избавиться от тоски?
А ну-ка, ребята, давайте построим
Мост вдоль Великой Реки.
- Как странно. Мы будем строить века,
Покуда течёт эта наша река…
- Ну что же. Мы будем строить века.
Тащи инструменты, трави анекдоты.
Покуда течёт эта наша река,
У нас есть занятье, у нас есть работа.
Мы будем работать! Стоять на посту!
Через тысячу лет снова будет весна.
И те, что однажды пройдут по мосту,
Оставят на камне свои имена.
- Странное занятие у этих ребят.
- Укажи мне человека, чьё занятие не странно.
- Ну… Не знаю… Слушай, уже совсем холодно. Давай, наконец, разведём костёр.
- Мы снова летим далеко-далеко.
Исчезаем. Становимся тенью былого.
Это не больно. Быть может, сперва.
И рвётся душа дикой жаждой иного.
- Ворохи фраз, вереницы имен,
Плесень речей да обрывки дороги.
И вечное пламя победных знамён,
И ожиданье чего-то иного.
- Погибнем за веру! За правую власть!
За счастье для всех. И за жизнь для любого.
Но хочется видеть, и жить, и страдать,
И дышать в ожидании чего-то иного.
Мы не выстроим мост вдоль Великой Реки.
И увидевший нас вряд ли строго осудит.
Отмеряя победу прозрачной руке
Вспомни о том, что мы всё-таки люди.
Я молил в ожиданье крутых перемен
Не сгореть, не взлететь преждевременной пылью,
Чтоб пройти сквозь леса перерезанных вен
И исчезнуть во тьме леденящею былью.
***
Мне никто не поверит. И всё же
Я иду по проломленным стенам,
По шершавой бетонной коже
И по ржавым натянутым венам.
Город ждёт. Он всегда в ожиданье ответа.
В ожидании крови и новых идей.
Город вечно жуёт бесконечное лето.
Город сжигает беспечных людей.
Алгоритмы наводят прицелы.
Плавят мусор разрозненных фраз.
Установлены новые цели,
И на лица наклеен приказ.
Слово выйдет из крови и света,
Красной струйкой из рваного горла.
Город спит в ожиданье ответа.
Город грезит о славе раскола.
Катакомбы обрушенных улиц,
Злые веки расколотых окон.
Все герои навеки уснули.
Улеглись под надгробные блоки.
Всё это не ново. Всё давно уже было.
Город вечен. Меняются люди.
По кускам здесь распродана слава.
Но за это никто не осудит.
***
Хрустальный замок до небес,
Хрустальные чаши для крови.
Железное небо и серый Акрез.
И моё одинокое Слово.
- Я говорю. Слушай.
- Зачем?
- Просто слушай.
Станут пеплом страницы. И огненный ветер
Донесёт до небес суетливую гарь.
И симфония, та, что бушевала на свете,
Вновь воскреснет из праха и закружит, как в старь.
Гл. 10 Последний Бой Команданте,
Или
Сутра Копенгаген
- Мефисто, вы любите поэзию Верхарна?
- Граф, вы же знаете, я ненавижу бельгийцев.
- Жаль, я бы вам процитировал…
Это случилось летом,
А, может быть, снежной зимой.
Её задушили пакетом,
Когда она шла домой.
Над нею носились духи.
Духи качали её,
А после ходили слухи
О том, что всё это враньё.
Но мы-то с вами всё знаем,
Не зря мы стоим на пути.
И нас угощают чаем,
Когда мы хотим уйти.
И нам преподносят газеты,
Где написано (с чёрной каймой),
Что её задушили пакетом,
Когда она шла домой.
- И как после этого, Граф, вы можете ценить Верхарна?
- А кто вам сказал, что это Верхарн?
Я ходил по типографиям мира,
Но нигде не видел,
Карты этих путей.
И куда б я ни шёл,
Надо мной висит молот,
И крики убитых детей.
И куда б я ни шёл,
Надо мною рассветы.
До казни остался лишь час.
Но где же тот сумасшедший Герасим,
Который утопит всех нас
И я обещаю, что больше не будет
В этой поэме скрытых цитат.
Сестра моя, жизнь. Нас сегодня осудят
Двадцать восемь кретинов подряд.
В этой комнате, странной и душной,
Каждый смертный у нас виноват.
Гаутама Сергеевич Пушкин
Смеётся и смотрит: он, видимо рад.
О-ма-хум-пэндз-ай-гуру-пэма-ситэ-хи-хум.
12 декабря 1966г.
Говорил со своей группой, прочитал проповедь
о сущности вооружённой борьбы.
Особо подчеркнул необходимость единогласия и дисциплины.
Много тысяч суровых веков
Я мечтаю о солнечных днях.
Но эпоха больших косяков
Завершилась свободой в цепях.
17 апреля.
Из всех крестьян, которых мы встретили,
лишь один – Симон – согласился помочь нам,
но он был явно испуган…
Я знаю, что это такое –
Безграничность наших снегов.
Усталая степь после боя –
Далеко до больших берегов.
Что-то вроде весны на границе,
Между тенью и взглядом в века,
Где поют полумёртвые птицы
О нелепой мечте дурака.
Я мечтал постоять у дороги,
Поразмыслить о чём-нибудь вечном.
Без дождя, без ветров, без тревоги
Быть весёлым, живым и беспечным.
30 апреля.
После опубликования в Гаване моей статьи
мало у кого остались сомнения, что я нахожусь здесь.
Дела идут более менее нормально
Но – увы – сгущаются тучи
На спокойной моей стороне.
Отчего я такой невезучий?
Почему я опять на войне?
Но всё-таки здесь не опасно,
И можно дожить до седин.
На войне между красным и красным,
Вечной битве людей и машин.
***
Сердце в кустах
Или
Цветы Северной Границы.
- Слышишь?
- Что?
- Стук.
- Не обращай внимания.
Это находится где-то в Сибири,
А, может быть, на Цейлоне.
Где нелепо грустить о рыдающем мире,
Где нелепо писать о чужом небосклоне,
Где нелепо трястись в запоздалом вагоне,
Где нелепо сидеть в чьей-то душной квартире.
Именно там обитает свобода.
Там, где есть повод, чтоб выйти во двор.
И тень кровавого исхода
Не прочитала приговор.
Остро наточенный топор
Упал в её слепые воды…
И он поплыл, хоть был тяжёл,
Но тяжелее кровь столетий,
Которая лилась в котёл,
В котором все слепые дети
Варили завтрак на рассвете.
И вот, над сонною долиной,
Над идиллической картиной
Пронёсся запах от костра.
Была в нём горечь топора…
***
Остановите Каина!
Поверьте, это серьёзно.
Остановите Каина!
Наверное, ещё не поздно.
***
Неужели никто не поверит
Улыбке на мёртвых устах?
Чем ближе к логову зверя,
Тем сильней бьётся сердце в кустах.
Вы слышите эти тамтамы.
Вы знаете этот сигнал.
Бежать сквозь ухабы и ямы
В предчувствии: скоро финал!
Вы слышите грохот столетий
(Из кустов доносится стук)
Это значит, что на рассвете
Улетаем… Уходим на юг.
Сквозь горы нелепых сомнений,
Сквозь равнины бездушного льда,
Младенческий лепет мгновений
Мы снова уйдём в города…
***
(Города)
Когда я в последний раз был в Мадриде,
Пламенели цветы граната.
Нам кричал туповатый Овидий:
«Ну, куда же вы прёте, ребята?!»
И пресьоса звенела цветочно.
И Альгамбра была как рассвет.
Где-то пели немного неточно
Позабытый весёлый куплет.
- Слушай, а что такое «пресьоса»?
- Не знаю, но хорошо звучит: «и пресьоса звенела цветочно…»
Дядюшка Сервантес выпил пива
И начал свой долгий рассказ.
Отчего так бывает паршиво
От нелепых подслушанных фраз?
- Что это за люди?
- Где?
- Там, вдалеке – они что-то кричат нам…
Эй, укажите дорогу до храма.
Ведь спецзаказом из Поднебесной,
Как Символ Любви и как Символ Прогресса,
Везём карбюраторы для Далай-Ламы.
Но даже звон блестящего металла
Не стоит наших призрачных стараний.
В Тибете слишком много всякой дряни,
При этом карбюраторов так мало.
***
Заключение
Команданте вышел из медитативного состояния и привычным движением закурил сигару.
- Вы уверены, что гуахиро из Сьерра-Маэстра нас поддержат? – сурово спросил он. Но молодой партизан не растерялся:
- Да, я уверен, что им уже опротивел режим Батистуты, то есть Батисты.
Но Команданте колебался.
- Не знаю, буддисты учат, что зло исчезнет под тяжестью собственной кармы…
- Да, - согласился партизан, – карму соплёй не перешибёшь.
- Что ж, – решительно заявил Че, – довольно болтовни. Мы штурмом возьмём Санта-Клару, а потом и Гавану. Довольно мы страдали от недоразвитого капитализма. Отправим в нирвану ненавистный режим!
…Так был основан первый в истории Кубы центр Тибетского влияния.
Гл. 11 Несколько коротких и глупых историй,
к делу не относящихся,
и
ни о чём не повествующих
История 1. Новые Древние Храмы.
Новые древние храмы
Для новых древних богов.
Хранилища пыльного хлама,
Упаковки погибших врагов.
Алтари ваши залиты кровью,
Заколочены двери крестом,
На стенах ваших бранное слово,
В ваших залах полнейший разгром.
Догорели давно ваши свечи
И рассыпались книги во прах.
Прах развеял озлобленный ветер,
Что сгорел в чёрно-белых кострах.
Где вы, Новые Древние Храмы?
Позабыты гробницы жрецов.
Новой веры горячее пламя
Запекло на мечах вашу кровь.
На развалинах ваших доныне
Воздвигают и жгут города.
Вы стоите средь камня и глины,
Хотя сами из света и льда.
В вас не ищут тепла и покоя,
И знамений давно уж не ждут.
А вокруг гремят странные войны.
Нас когда-нибудь тоже убьют…
Я надеюсь, что это случится.
И хотелось бы, чтоб поскорей.
Где вы, Новые Древние Храмы
Заколоченных Накрест Дверей?
***
- Здесь ничего нет.
- Да, значит, где-то рядом должен быть родник.
- Нет, ты ничего не понял. Этот родник – мы, и поэтому здесь ничего нет.
- Хотелось бы, чтобы ты был прав…
***
История 2. Дождь в казарме.
В забытых окопах теплится новая жизнь.
Останки империй лежат вперемешку с землёй.
Наверное, так уже было когда-то весной.
И всем светит солнце сквозь грани неведомых призм.
Сквозь обрывки дождей слышен шёпот
и сдавленный смех.
Из проросших травой униформ виден
день.
Это плата за многих, возможно даже
за всех,
Кто остался без тела и умер, как всякая
тень.
Из стеклянных убежищ, дорог, городов,
из глазниц
Я вернусь победивший, и, кажется,
даже живой.
По дорогам огня и осколкам
украденных лиц
Я воскресну, покинув последний
решительный бой.
А в казармах с небес низвергается злая вода.
Но весна не заметит прихода кровавой зимы,
И провалы дверей вдруг затянутся стенами льда.
Нам не выйти отсюда, из всепоглощающей тьмы.
Загляни им в глаза: там лишь пепел.
Холодный. Чужой.
В их руках топоры. В волосах их – терновый венец.
Всё, что сделано ими, давно уже
стало золой.
От цепей их остались обломки железных колец.
Их земля будет вечно покрыта песками.
И глаза будут вечно смотреть в пустоту.
Их чаши всегда полны льдом и слезами.
Но они будут вечно стоять на посту.
***
- Что за странные голоса?
- По-моему, это тает снег. Кажется, лето всё же прошло.
- Мне тоже так кажется. Но всё это – ерунда.
- Конечно, хотя так было всегда…
***
История 3. Лёд, Led, Дирижабль
или
Зачем и Куда…
Я не верю, что зима будет скоро,
Но льды зажимают меня,
И вязкие чужие разговоры,
И нити липкой паутины дня,
И новые зазубренные бритвы,
И девять грамм чистейшего свинца,
И десять строк полуслепой молитвы,
И злое ожидание конца, –
Всё это закрывает наши вены
И не даёт нам глубоко вздохнуть.
Всё это так похоже на измену,
И на не пройденный и непрожитый путь.
А всё-таки мы не страшимся Слова.
За нами бог, а впереди – туман.
Мы все всегда и ко всему готовы.
Вот только жизнь похожа на обман.
Срывают маски новые ландскнехты,
Магистр ломает посох об алтарь,
Покрылись ржавчиной старинные доспехи
И души покрывают грязь и гарь.
Их не узнать. Да разве в этом дело?
Под пеплом не заметно грязных льдин.
А снег под утро будет тёмно-белый,
Как тот ушедший в небо Цеппелин.
***
- Знаешь, мне кажется, что скоро всё кончится.
- Уже…
- Что – уже?
- Уже кончилось. Ты слышал эти Истории?
- Да. Странные они какие-то.
- Вот именно. Значит, для нас всё уже кончилось. Мы вернулись домой.
- Да, возможно. Тогда понятно, почему вокруг ничего нет.
- Именно поэтому.
- Ну, тогда Прощай.
- Прощай.
Эпилог
Эпоха первоначального накопления капитала
Знала свои границы и свои города за спиной.
Андрей Листопадов был первым.
Но если кто-то первый, это не значит, что он впереди.
Это даже не значит, что вообще есть кто-то ещё.
Есть те, что говорят о любви,
И те, что поверх барьеров.
Есть много лживых законов.
Но и те, и другие знают, что земля пребывает вовеки.
И поэтому им так легко…
Если в это не верить, можно жить долго.
Если верить, тоже можно жить долго.
И что бы ни говорилось
Здесь и сейчас,
Это не имеет никакого значения;
А если бы даже имело,
Это не повод вспоминать о нём…
P. S.: Не бойся сбить человека с истинного
пути, ты ли знаешь, какой путь
ИСТИННЫЙ?…
