Снег в Вавилоне
Пролог
Монолог Поэта (1)
Стихи мои с запахом падали
растут, как сорняки, на обочинах
магистрали моей души,
на болоте моего сердца.
Где вы, герои-стервятники?
Где вы, тени раненых?
Где ты, черный ворон?
Лети в мою родимую сторонку,
отыщи там мою любимую,
и каркни ей что-нибудь матерное,
чтоб она со злости тебя пришибла...
Стихи мои полубредовые,
стихи мои, мертворожденные
в опиумных домах
и дворцовых апартаментах,
на мостовых Лондона и Нью-Йорка.
Стихи мои, до боли живые
о том, как мне хорошо;
и о том, как мне херово...
Я не знаю других тем.
Простите - не знаю.
Но, в принципе, они составляют
всю мировую культуру...
I
Приглашение в снегопад
Мой друг, покинем карнавал
гремящей пустоты и глупых судеб -
всего того, что в просторечье люди,
игра слепых расколотых зеркал.
Покинем мир, где судорожный дым
тоскливо вьётся в матерном угаре,
то становясь пьянящим, то седым,
то молодым, то радостным, то старым.
Покинем, друг мой, этот тесный мир,
погрязший в суеты круговороте,
в пучине грязных спившихся квартир,
в блюющем пьяно-преданном народе.
Сорвите шторы. Вовсе ни к чему
скрываться от седой хозяйки-ночи.
Мы сотни лет стремились к одному-
единственному дню, его пророча
по серому небесному сукну,
по каплям слов из мертвых уст поэта.
Нет, я не сплю, мой друг. Я не усну,
пока весь мир не погрузится в Лету.
Какая ночь, мой друг! И - снегопад,
и мы под серым небом Вавилона.
В метели тонет многоликий град,
и в неге распадается бессонно -
в пространстве темных окон нету сна.
Бесснежные века ночных мгновений
летят с небес, и вечная весна
молчит, укрывшись белоснежной тенью.
Горит свеча в протянутой руке,
сжигая строки сумрачного бреда,
сжигая мост на траурной реке...
Град Вавилон растаял в снеге Леты...
II
Две миниатюры.
1.
Ночь, разбавленная светом звезд,
грохотом поездов и собачьим лаем,
напоминает мост через реку. Мост,
медленно умирающий на гниющих сваях,
дрожащий от близости осени. И,
вырвавшийся из сонного одеяла,
я не пытаюсь гасить огни,
горящие в ожиданье немого начала
нового дня. При взгляде в окно,
в темноту с запахом предрассветной прохлады,
поневоле задумываешься о
близости утра и листопада...
2.
Вокзал, гремящий бумагой крыши,
как символ дороги к востоку и дальше,
рождает ощущение жизни и фальши,
и недоверия ко всему, что выше...
Вагон в никуда, колес гильотина -
застывающий шаг к югу и смерти,
граница вечности и расставания сына
земли с привычно надежной твердью.
Любовь и Смерть в написанье различны,
но, перетекая одно в другое,
характеризуют все, что уже бесконечно
и безразлично, и в этом строе
людей и звуков, на перекличке
этапа, приговоренного к жизни,
любой подобен сгоревшей спичке,
осколку солнца в металле гильзы...
III
Вечер. Приглашение к самоубийству.
Серебряной нитью подернулся запад,
светило дает умирающий свет.
Каждый день, каждый час приближает расплату
в том зале, откуда выхода нет.
Малиновой кровью подернулись свечи.
Мой старый треножник украсила вязь.
Мой друг, к сожаленью мы с вами не вечны,
однажды мы все превращаемся в грязь;
так, может, задернем лукавые шторы,
снимем шляпы с вспотевшего лба.
Давайте, мой друг, уйдем в коридоры
чуть раньше, чем этого хочет судьба.
(Коридоры)
Нет. Это вовсе не желанный берег,
но если стремиться, то только туда.
Спокойствие. Жизнь. Судьба и Звезда.
Смерть не терпит истерик.
Жизнь - на нейтральной полосе,
где можно верить и любить.
Да... Умереть хотят не все,
но многим хочется не быть.
Я открыл двадцать тысяч Америк,
я разрушал и строил города.
И всюду надо мной была звезда,
но Смерть не терпит истерик.
IV
Интерлюдия
ТАМ, ГДЕ КОНЧАЕТСЯ ЖИЗНЬ, НАЧИНАЕТСЯ БЫТИЕ.
ТАМ, ГДЕ НАЧИНАЕТСЯ ЗАПРЕДЕЛЬНОЕ, ЕСТЬ ЛИШЬ ИГРА В САМОЛЕТИКИ ПОД КРОВАТЬЮ.
ТАМ, ГДЕ КОНЧАЕТСЯ СМЫСЛ, НЕТ СВЯЗНЫХ СЛОВ. ЕСТЬ ТОЛЬКО ВОПРОСЫ ЗАБЛУДИВШИХСЯ "НУ, КАК ТАМ? ЧТО-ТО ИЗМЕНИЛОСЬ?"
И НЕИЗМЕННАЯ ТИШИНА В ОТВЕТ.
ДАНТЕ НЕ ТАК УЖ И МНОГО ВИДЕЛ.
САМАЯ СТРАШНАЯ КАРА - НЕ БОЛЬ, НЕ ВЕЧНЫЕ МУКИ,
А ВСЕГО ЛИШЬ БЕССМЕРТИЕ В ВЕЧНОЙ ПУСТОТЕ.
БЕЗ ПРАВА ПЕРЕПИСКИ.
ТЕ, КТО ВЕРНУЛСЯ, ПРЕДПОЧИТАЮТ МОЛЧАТЬ.
ТЕ, КТО НЕ ВЕРНУЛСЯ, ТЕМ БОЛЕЕ МОЛЧАТ.
V
Монолог Поэта (2)
Старик не может быть хорошим поэтом.
Ребенок не может быть хорошим поэтом.
Никто не может быть хорошим поэтом.
Я придумал тысячу масок для своего лица,
но так всего лишь и остался пародией Творца.
Налоговый инспектор не может быть хорошим поэтом,
Налогоплательщик не может быть хорошим поэтом,
Чтобы жечь глаголом чужие сердца.
Нет - нужен не талант - нужна нечеловеческая боль,
чтобы выйти за рамки роли, чтобы переиначить роль.
Поэтому Президент не может быть хорошим поэтом,
Даже если он - сероглазый король.
Нет, ребята, не все так отвратительно просто,
как плоский смысл пьяного тоста.
Пулеметчик не может быть хорошим поэтом,
даже если он высокого роста;
даже если он меткий стрелок;
даже если он пользуется успехом у дам,
когда глядит в потолок
и грозит чужим городам,
и бежит по пустым коридорам...
Крестьянин не может быть хорошим поэтом;
Актер не может быть хорошим поэтом...
Поэт не может быть хорошим Актером...
VI
Будь чем-то большим, чем возвращенье домой.
Год прерывается. В этой комнате стулья под током
И воздух – ножи. Свет здесь слишком густой,
Убивающий время своим непрерывным потоком.
Наше право воскреснуть. Но жить – это сложно и больно.
Руки – в красных чернилах от подписи приговора.
Моего приговора. И в шуме чужого застолья
Я пытаюсь услышать хоть слово, но ты задёрнула шторы
И свет погас. Зима. Я жду прерывания года,
Будто это хоть что-то изменит. Время уходит.
У дверей дожидается память, устав от поисков входа.
Люди коротают время в тягучей беседе о моде,
О русской идее и о чём-то мало понятном,
Быть может, о будущем. Сосулька характеризует
Направленье прогресса. Вечер кажется малость помятым.
Время упорно и методично рисует
На холсте тишины примитивный орнамент
Движений и звуков, и ты вспоминаешь о чуде.
Тени приходят. Тени становятся нами.
Смотрим в завтра и ждём, что же все-таки будет.
Войны сменяются снегопадом. Обещания – бегом.
Я верил себе, но боялся чего-то снаружи.
Глаза тёмных окон слегка припорошены снегом.
Витрины – застывшее небо и тёмные лужи.
Мир содрогнулся предпраздничном приступе кайфа.
Мы предали время. Вдруг повеяло чем-то весенним.
Я ломаю перо. Холод молча вычерчивал график
На стекле декабря в ожидании воскресенья…
VII
Хотели свободы -
обнаружили пряник и плеть;
Умели любить -
до сих пор, быть может, умеем;
Мы на Земле - мы никогда не постареем,
Мы выжжены суровым суховеем.
Офелия должна умереть.
Мы как рыбы. Мы снова попались в сеть;
Мы знаем, что значит "звезда";
Мы затерялись в длинных быстрых поездах,
Самоубийцы прыгали с моста.
Офелия должна умереть.
Хотели летать -
мы, наверное, можем взлететь;
Но судьба, как всегда, заставляет нас помнить о прошлом.
Расслабиться бы и подумать о чем-то хорошем...
Офелия должна умереть.
VIII
Времена возвращаются к темным векам.
Мы как рыбы, нас душит всемирная сеть,
И вся наша жизнь в руках дурака.
А за спиною стоит Антисмерть.
***
(Диалог Фауста и Антисмерти)
- Я думал, вы - костлявая старуха
в черном саване с наточенной косой.
А вы, я вижу, молоды и даже
очень привлекательны на вид.
- Боюсь, мой милый Фауст, вы ошиблись,
и не за ту вы приняли меня.
- Так кто же вы? Скажите.- Я - Антисмерть.
- Неужто? - Бросьте, Фауст;
к чему нам удивляться и пытаться
в угаре пьяном отыскать все то,
что не нашли в других местах?
- Вы Антисмерть. Так что же вы
хотите противопоставить той,
От которой мы бежим всю нашу жизнь?
- Моя задача, доктор,
оставить без обеда эту мразь,
успеть чуть раньше,
ну, хотя бы на мгновенье...
- И что? Но если так, то в чем отличье
Вас от старой и костлявой госпожи?
- Отличий, доктор, нет...
IX
Время переменчиво. Что-то вновь ушло.
Сорванные крестики преграждают путь.
Утро надоедливо трется о стекло.
Память отключается. Надо бы уснуть.
Перебиты линии лишних голосов.
Растеклась усталостью ранняя заря.
Может быть, все правильно. Слыша стук часов,
едем к пониманию, что все это зря.
В общем, безошибочно строим новый мир.
Нарисуем жителей. В сущности, зачем?
Мелкая трагедия кроет чей-то пир.
Спит страна усталая на моем плече.
Век слепой и солнечный месит нашу грязь.
Даже если праведник, в рукаве - кистень.
Возвратимся осенью, до отхода - час.
Холодом повеяло - значит, скоро день.
Небо рвётся знаменем в грязной пене туч.
Вена перерезана, и нечего терять.
Греет грудь усталую бледно-желтый луч.
Полчаса до осени. Только б не проспать.
Вроде все закончилось. Ничего не жаль.
Упакую прошлое в рваный вещмешок.
Подпоясав временем порванную даль,
удивлюсь нелепости правильных дорог...
X
ВОЗВРАЩЕНИЕ...
ЕЩЕ МИНУТУ НАЗАД ВСЕ БЫЛО ПОНЯТНО, НО МИНУТЫ НЕ ОСТАНОВИШЬ, НЕ ЗАМОРОЗИШЬ, НЕ ОСТАВИШЬ НА ПАМЯТЬ.
ПОСЛЕДНИЕ СТРОЧКИ БЕГУТ НА ЭКРАНЕ, ПОСЛЕДНИЕ АККОРДЫ ЗВУЧАТ ИЗ ДИНАМИКОВ, А ТЫ УЖЕ СНОВА ЧУЖОЙ.
СНЕГ КОНЧИЛСЯ. ОСТАЛАСЬ ТОЛЬКО ГРУСТЬ.
И, НАВЕРНОЕ, ТАК БУДЕТ ВСЕГДА,
ПОКА ГОРОДА НА ЗЕМЛЕ ОТРАВЛЯЮТ ВОЗДУХ И ВОДУ.
И ЭТОТ КРУГОВОРОТ БРЕДА И ОТРАВЫ НАЗЫВАЕТСЯ "ЖИЗНЬ"...
2001 - 2004 (26-27 АПРЕЛЯ)
