Кладбищенский натюрморт
Мрачный погост укрывает покойная мга,
Светит луна, свет холодный над ней разливая.
Дымкой беззвучной окутаны все берега,
Где-то в глуби затерялась тропинка кривая.
Черные ветви, руками вздымая, стоит
Древо давнишнее, тянется к своду немому.
В кроне засохшей недвижимый ворон сидит,
Криком истошным вгоняя все в ужас и кому
А на другой стороне прячась глубже в туман,
Грезит опять мертвечиною стервятник шалый.
С могил разрытых струится манящий дурман,
Неразложившихся тел, трупов не обветшалых.
В тумане рваном гуляет голодный и злой,
Зверь плотоядный, и серою шкурой пугает.
Будет он долго как тень ковылять за тобой,
Бросится и до костей твою плоть обглодает.
Кладбище это живет по законам другим,
То труп проснется, а то промелькнет приведенье.
Но вмиг покинь его ходом кратчайшим, любым,
Коль средь некрополя зришь свое изображенье.
Не молись солнцу – здесь царствует вечная мгла,
Воду святую с распятьями зря не ставь к ранам.
Беги скорей, там, где свет, что не спрячет зола,
И не блеснет косой женщина в саване рваном.
Мглою покойной кладбищенский крыт натюрморт,
И диск луны, вновь окрашенный в пурпур, сияет.
Старый кладбищенский сторож, угрюмо поет.
Старой лопатой вновь свежую землю копает.
Светит луна, свет холодный над ней разливая.
Дымкой беззвучной окутаны все берега,
Где-то в глуби затерялась тропинка кривая.
Черные ветви, руками вздымая, стоит
Древо давнишнее, тянется к своду немому.
В кроне засохшей недвижимый ворон сидит,
Криком истошным вгоняя все в ужас и кому
А на другой стороне прячась глубже в туман,
Грезит опять мертвечиною стервятник шалый.
С могил разрытых струится манящий дурман,
Неразложившихся тел, трупов не обветшалых.
В тумане рваном гуляет голодный и злой,
Зверь плотоядный, и серою шкурой пугает.
Будет он долго как тень ковылять за тобой,
Бросится и до костей твою плоть обглодает.
Кладбище это живет по законам другим,
То труп проснется, а то промелькнет приведенье.
Но вмиг покинь его ходом кратчайшим, любым,
Коль средь некрополя зришь свое изображенье.
Не молись солнцу – здесь царствует вечная мгла,
Воду святую с распятьями зря не ставь к ранам.
Беги скорей, там, где свет, что не спрячет зола,
И не блеснет косой женщина в саване рваном.
Мглою покойной кладбищенский крыт натюрморт,
И диск луны, вновь окрашенный в пурпур, сияет.
Старый кладбищенский сторож, угрюмо поет.
Старой лопатой вновь свежую землю копает.
