Совсем не святое...
Вдоль безмолвных квадратов парадных навстречу тьме,
Отбивая дождю в унисон ритм тоски каблуками,
С каждым шагом усердным всё ближе и ближе к тебе,
В никотиновой жажде впиваюсь в карманы руками,
И старуха - консьержка, не глядя совсем на меня,
Спросит строго: "К кому вы?", в углу восседая, как шкаф,
Я отвечу небрежно, как -будто бы это не я,
И она вновь продолжит вязать бесконечный шарф.
Тридцать три ступени - совсем как возраст Христа,
А тебе тридцать два, и ты вовсе, совсем не святой,
И почти очевидно, что я для тебя "не та",
И уж точно понятно, что ты совершенно не мой.
Но за дверью фанерной стоит раскладной диван,
И у нас на двоих есть целых сорок минут,
И, если это грех, если это плохая карма,
Пусть небесный гром разразит нас именно тут.
Я не вернусь сюда днём - в свете дня всё до боли убого,
Святые ступени истоптаны сотнями ног,
И только ночью иду преклоняться тебе, как богу,
А позади меня проклинает реальный Бог.
Отбивая дождю в унисон ритм тоски каблуками,
С каждым шагом усердным всё ближе и ближе к тебе,
В никотиновой жажде впиваюсь в карманы руками,
И старуха - консьержка, не глядя совсем на меня,
Спросит строго: "К кому вы?", в углу восседая, как шкаф,
Я отвечу небрежно, как -будто бы это не я,
И она вновь продолжит вязать бесконечный шарф.
Тридцать три ступени - совсем как возраст Христа,
А тебе тридцать два, и ты вовсе, совсем не святой,
И почти очевидно, что я для тебя "не та",
И уж точно понятно, что ты совершенно не мой.
Но за дверью фанерной стоит раскладной диван,
И у нас на двоих есть целых сорок минут,
И, если это грех, если это плохая карма,
Пусть небесный гром разразит нас именно тут.
Я не вернусь сюда днём - в свете дня всё до боли убого,
Святые ступени истоптаны сотнями ног,
И только ночью иду преклоняться тебе, как богу,
А позади меня проклинает реальный Бог.