Я знала куклу одну, она была хороша собой:
Пустые глаза горели всегда,
Улыбка никогда не исчезала с лица.
Быть счастливой в спектаклях – вот ее роль.
Она смирилась давно, что управляет ею рука,
Пусть даже кисть бывает грубой порой,
И не интересно ей вовсе было узнать:
Кто же стоит там, за хрупкой спиной.
Злорадно смотрели из зала чужие глаза,
И смеялись в душе все вокруг,
Что куклой на сцене управляют и ей нагло лгут,
Что у нее лишь иллюзия и так будет всегда.
Злобная ненависть их очерняла сердца…
В жалких глазах виден был страх:
"А что, если руки уйдут? -
Бездвижная кукла навеки замрет,
Театр обязательно настигнет крах,
И никто в него уже не придет ".
Каждый из зрителей молча считал,
Что все идет так, как должно всегда быть.
Устраивало их верить игре, и ужасала мысль ее отпустить.
Пока зритель счастлив и доволен собой,
Спектакль идет хорошо,
И жалкая кукла, кой управляет рука –
Насмешка, цель ля издевок (так кем-то давно решено).
А тот, кто стоит у нее за спиной,
Тот, кто дал ей эту вечную роль,
Все чаще и больше обнажает оскал свой кривой.
"Ах, как хорошо, когда планы твои
Исполняются один за другим,
Когда тянет людей пороков магнит,
Когда они уже не следят за собой".
О, глупый зритель, прошу, обернись:
Ты один ли, не окружен ли игрой?
А можешь ли быть куклою ты,
И может ли кто-то стоять и у тебя спиной?
Рука вездесуща, ты это знай,
И стоит ей нащупать тебя,
Как можешь забыть слова "земной рай",
И сердце на ключ запирай!
Злорадствуя над горем чьим-то чужим,
Над неудачей чужой,
Задумайся, может быть это смеешься не ты,
А кто-то большой просто дал тебе роль?