Баллада о рыцаре в потных доспехах. Глава четвертая.
Глава четвертая.
Гремя дождливой кутерьмой
Рассвет был пасмурным и серым
И алкоголь в ночи, сверх меры,
Отчасти был тому виной.
Желудок жалобно сжимался,
Хоть было это не впервой,
Себе наш рыцарь снова клялся,
Что больше к спирту ни губой.
Приличный вес экипировки
И аромат немытых лет
Излишней требуя сноровки
Герою наносили вред.
Угрюмо шаркая ногами
Шатаясь брел он по холмам,
Творя местами «обрыгами»,
Кренясь, местами, пополам.
К полудню злое солнце село
На конус вздыбленной горы
И свежий воздух разогрело
До отвратительной жары.
Чернея пятнышком далеким
Лоно раздвинула пещера,
В спасение на дне глубоком
Ниже пупка проснулась вера.
Внезапно, в чреве заурчало –
Нутро, затребовав еды,
В тот час вменило, для начала,
Сходить и принести воды.
Совсем не рад такой неволе
Герой, ленясь, зашел в лесок.
Откуда, как еноты в поле
Журчал какой-то ручеек.
Ручей совсем оброс грибами,
Неведомым, багровым мхом,
И от воды несло хуями,
А не орехом и медком.
Но что не сделаешь от жажды,
Став на колени пред ручьем,
Доспех всплакнул и сербнул дважды,
Едва не подавившись мхом.
На удивление, водица
Герою показалась сладкой,
«А что? Водица, как водица».
Лишь зачесалось под лопаткой.
Но это пот и перегар» -
Наш рыцарь сам себе соврал.
Смеркалось. Как-то хаотично.
То солнце справа, то левей…
Как странно, что в лесу собралось,
Столько диковинных зверей.
Бобры в доспехах, белки в шапках,
Медведь пернатый с топором,
Синицы в лаптях, ёж в рубахе,
Нагая баба с чешуей.
Ниче себе, такая баба,
В траве стояла голубой.
На половину, вроде жаба,
Но на вторую ой-йо-йо-ой.
Вся полногрудая такая
С зеленой плетеной косой,
Все улыбалась, завлекая,
В покрытый мхом чертог лесной.
Доспех ничуть не растерялся
Сбивая зайцев батогом,
Присел, упал, опять поднялся
И двинулся к лягушке в дом…
Гремя дождливой кутерьмой
Рассвет был пасмурным и серым
И алкоголь в ночи, сверх меры,
Отчасти был тому виной.
Желудок жалобно сжимался,
Хоть было это не впервой,
Себе наш рыцарь снова клялся,
Что больше к спирту ни губой.
Приличный вес экипировки
И аромат немытых лет
Излишней требуя сноровки
Герою наносили вред.
Угрюмо шаркая ногами
Шатаясь брел он по холмам,
Творя местами «обрыгами»,
Кренясь, местами, пополам.
К полудню злое солнце село
На конус вздыбленной горы
И свежий воздух разогрело
До отвратительной жары.
Чернея пятнышком далеким
Лоно раздвинула пещера,
В спасение на дне глубоком
Ниже пупка проснулась вера.
Внезапно, в чреве заурчало –
Нутро, затребовав еды,
В тот час вменило, для начала,
Сходить и принести воды.
Совсем не рад такой неволе
Герой, ленясь, зашел в лесок.
Откуда, как еноты в поле
Журчал какой-то ручеек.
Ручей совсем оброс грибами,
Неведомым, багровым мхом,
И от воды несло хуями,
А не орехом и медком.
Но что не сделаешь от жажды,
Став на колени пред ручьем,
Доспех всплакнул и сербнул дважды,
Едва не подавившись мхом.
На удивление, водица
Герою показалась сладкой,
«А что? Водица, как водица».
Лишь зачесалось под лопаткой.
Но это пот и перегар» -
Наш рыцарь сам себе соврал.
Смеркалось. Как-то хаотично.
То солнце справа, то левей…
Как странно, что в лесу собралось,
Столько диковинных зверей.
Бобры в доспехах, белки в шапках,
Медведь пернатый с топором,
Синицы в лаптях, ёж в рубахе,
Нагая баба с чешуей.
Ниче себе, такая баба,
В траве стояла голубой.
На половину, вроде жаба,
Но на вторую ой-йо-йо-ой.
Вся полногрудая такая
С зеленой плетеной косой,
Все улыбалась, завлекая,
В покрытый мхом чертог лесной.
Доспех ничуть не растерялся
Сбивая зайцев батогом,
Присел, упал, опять поднялся
И двинулся к лягушке в дом…
