Рыцарь и Менестрель. Дальше
Молодой человек обернулся и увидел безмятежное лицо юноши в скромном коричневом хитоне.
В руках юноша судорожно сжимал холщовый мешок, в котором можно было угадать какой-то угловатый предмет. Молодой человек не удивился — он не сомневался, что это Библия. Многие путники брали ее с собой, как будто она могла защитить их от бед и лишений.
Но что он сразу почувствовал, так это то, что от лица юноши исходил какой-то особый свет. На мгновение молодому человеку показалось, что перед ним Мессия. Он поднял руку и перекрестился.
Юноша с почтением, как их учили в монастыре, обратился к молодому человеку с вопросом о том, что здесь происходит, и получив ответ, очень обрадовался. Ему еще не приходилось участвовать в конкурсах. В монастыре говорили, что это грех — тщеславие, замена помыслов блаженства души грубыми удовольствиями мирской суеты.
Правда, в самом монастыре проводилися Конкурс Святого Воскресения. Монахи упражнялись в том, чтобы как можно красноречиве дать толкование отрывка из Священного Писания. Более всего отличался монах Викентий с другом своим Ипполитом.Многие монахи восхищались их выступлениями, поочередно признавая в них победителей. Но не всех радовал такой расклад.
Случалось нашему Менестрелю вступать в разговоры с такими же юными душами, но отличал он ото всех доброго и мечтательного отрока Максима. Но не ведал Менестрель, что уже давно мечталось иноку Максиму так же красиво выйти, отставив ногу и небрежно вынув из складок своих праздничных одежд текст выступления, да и зачитать всем — так, чтобы забыли монахи и про Викентия, и про Ипполита. А помнили бы только его пламенные высказывания.
Наш Менестрель принимал все за чистую монету, глядел на мир широко распахнутыми глазами, в которых любой мог прочесть любовь и восторг перед всем сущим.
А вот Рыцарь, тот был другой. Он уже давно подозревал, что в душах людей вовсе не безмятежность и радость гнездятся, что зависть- это грех не только простым людям присущий, а и самим монахам. И понимая это, молился неистово и неустанно. Он был более готов к тем испытаниям, что должны были встретиться им обоим с товарищем в иной, взрослой жизни.
И вот теперь стоял наш Рыцарь возле ветхой лачуги на берегу озера. Из трубы лачуги шел дымок, но такой слабенький, что всякому было ясно — либо дрова худые, либо люди больные тут. Он отодвинул дверь, ибо болталась она не на петлях железных. а на каких-то ремнях, и вошел. В глаза бросились закопченные стены и пустота, которую не скрашивала даже стоявшая в углу, невесть откуда взявшаяся огромная кровать из красивого дерева. На стенах были рисунки — кто-то, воспользовавшись тем, что они покрыты сажей, попытался нарисовать что-то — видимо, прямо руками.
