Окрылённые дымом.
Крылья , серыми перьями,
Нежно в воздухе таяли темном.
Проплывая в клубах колыбелей,
На глаза тихо пали тоскою.
На заре, тихо тлеющей в осени,
Уходили, прозою прожеты.
Те кто прокляты длинными косами,
У кого за спиной пепел сожженых.
И ни чем не помочь им, колеченым.
Их лишь можно простить и понять.
Мы столбами дымим, поперечно им,
Выше думая с этого стать.
Им, как редким, подарен порыв души.
Они видят седые просторы.
На слова к красоте не были скупы,
Но с рассветом теряли опору.
Кто летел на клубах,
А кто падал вниз,
Не пытаясь вновь на ноги встать.
Знают все: «В верхах есть такая высь,
До которой нельзя доставать.»
Пухом легкий дым, таял на ветру,
Всё пройдет своей чередою.
Кто ушёл в зарю, пропадёт к утру,
Не оставив потомкам живого...
Нежно в воздухе таяли темном.
Проплывая в клубах колыбелей,
На глаза тихо пали тоскою.
На заре, тихо тлеющей в осени,
Уходили, прозою прожеты.
Те кто прокляты длинными косами,
У кого за спиной пепел сожженых.
И ни чем не помочь им, колеченым.
Их лишь можно простить и понять.
Мы столбами дымим, поперечно им,
Выше думая с этого стать.
Им, как редким, подарен порыв души.
Они видят седые просторы.
На слова к красоте не были скупы,
Но с рассветом теряли опору.
Кто летел на клубах,
А кто падал вниз,
Не пытаясь вновь на ноги встать.
Знают все: «В верхах есть такая высь,
До которой нельзя доставать.»
Пухом легкий дым, таял на ветру,
Всё пройдет своей чередою.
Кто ушёл в зарю, пропадёт к утру,
Не оставив потомкам живого...