побирушка
Побирушка.
Большие улицы, громадные витрины,
Кругом огни и пестрые картины.
Нас дружелюбно зазывают в магазины.
В них все найдете, не проходите мимо.
Какой большой ассортимент!
Но вот из памяти прорвавшийся фрагмент:
Когда начало девяностых,
О, как же жизнь была несносна.
Но нет, уж я не стану унывать,
И прошлое не стану укорять.
Наверно я отстал от жизни,
Наверно что-то упустил.
Провинциальный городок,
Он мне по духу, мне он мил.
Я не могу, когда бегут,
Когда других не замечают.
Вот три березы над прудом,
Сережки свесили, скучают.
Но, ничего, уж как нибудь
По малу оклемаюсь,
Ночьми почти не сплю,
Бессонницею маюсь.
Москва гудит и развлекается.
Ей даже не икается.
Наверное в отличьи от меня,
Ей не в чем стало каяться.
Зайду во сквер, присяду у проталины,
Немного помолчу, собою опечаленный.
Балуй, столица, весились,
Ведь всеж одна у нас с тобою жизнь.
За время новое, за все готовое,
Сильней развратница держись.
Прогулка в целом удалась.
И память , память унялась.
Спущусь в метро, пешком до дома далеко.
Богатое убранство,
Громадное, но спертое пространство.
Здесь очень много иностранцев.
Японцев, турок, итальянцев.
Как восхищают наши взоры,
Роскошные орнаменты,
Изящные узоры.
Но портят впечатления недавние терроры.
Ну вот и скорый подошел!
Калека на тележке,
В громадной дикой спешке
Забрался он вагон.
С толпой зашла и женщина цыганка,
Став у колеки за спиной,
Немного подтолкнув его ногой,
Как будто управляла все его судьбой.
Вагон закрыл стальные двери,
Макушки граждан ветер шевелил,
Пропитым голосом без веры,
Калека хрипло говорил:
«Я ветеран, служил в Афгане,
Смотрите, люди, на груди медали,
Раненье трижды получил.
Не уж то, я вам всем не мил?»
Вагон колесами,аж жалобно завыл
«Я б не просил, не унижался,
Коль я б здоровым оставался,
Но не осталось нынче сил».
Он дальше хрипло говорил,
Он денег дать ему просил:
«Подайте, люди, на протезы,
И я с телеги скоро слезу»
Проехал по вагону,
Смотря в глаза людей,
Держав пакет надежды,
Копилку и идей.
Аж, защемило сердце,
Давали кто что мог.
И мир казался нежным
И не такой суров.
Подъехал он до двери
Вот станция опять,
Проехав на платформу,
В другой вагон нырнув опять.
Опять толпа народу,
Закрылась сзади дверь
И снова за спиною,
Цыганка, верь- не верь.
И снова с хрипоцою,
Он жалобно просил,
И появились слезы,
И не осталось сил.
Вот так вот по вагонам,
Скитаясь целый день,
И только все ж как предже
Цыганка словно тень.
За день два с половиной,
Российских косаря,
Не много и не мало
День не проходит зря.
Цыганка, ох, цыганка,
Ты побирушки тень
А сколько инвалидов,
С тобою каждый день?
Ментам даешь откаты,
Без этого никак,
Вот так и процветаешь
Не зная божий страх.
Уж лучше я пешочком
До дома погулял
Не знал бы и не ведал
О том что рассказал.
Смотрите, дорогие,
Вы граждане страны,
Когда творите милость
Не сделайте вины.
Вы не бросайте жемчуг
В подножия свиньям,
Но и не будьте скупы
Духовный строя храм.
Большие улицы, громадные витрины,
Кругом огни и пестрые картины.
Нас дружелюбно зазывают в магазины.
В них все найдете, не проходите мимо.
Какой большой ассортимент!
Но вот из памяти прорвавшийся фрагмент:
Когда начало девяностых,
О, как же жизнь была несносна.
Но нет, уж я не стану унывать,
И прошлое не стану укорять.
Наверно я отстал от жизни,
Наверно что-то упустил.
Провинциальный городок,
Он мне по духу, мне он мил.
Я не могу, когда бегут,
Когда других не замечают.
Вот три березы над прудом,
Сережки свесили, скучают.
Но, ничего, уж как нибудь
По малу оклемаюсь,
Ночьми почти не сплю,
Бессонницею маюсь.
Москва гудит и развлекается.
Ей даже не икается.
Наверное в отличьи от меня,
Ей не в чем стало каяться.
Зайду во сквер, присяду у проталины,
Немного помолчу, собою опечаленный.
Балуй, столица, весились,
Ведь всеж одна у нас с тобою жизнь.
За время новое, за все готовое,
Сильней развратница держись.
Прогулка в целом удалась.
И память , память унялась.
Спущусь в метро, пешком до дома далеко.
Богатое убранство,
Громадное, но спертое пространство.
Здесь очень много иностранцев.
Японцев, турок, итальянцев.
Как восхищают наши взоры,
Роскошные орнаменты,
Изящные узоры.
Но портят впечатления недавние терроры.
Ну вот и скорый подошел!
Калека на тележке,
В громадной дикой спешке
Забрался он вагон.
С толпой зашла и женщина цыганка,
Став у колеки за спиной,
Немного подтолкнув его ногой,
Как будто управляла все его судьбой.
Вагон закрыл стальные двери,
Макушки граждан ветер шевелил,
Пропитым голосом без веры,
Калека хрипло говорил:
«Я ветеран, служил в Афгане,
Смотрите, люди, на груди медали,
Раненье трижды получил.
Не уж то, я вам всем не мил?»
Вагон колесами,аж жалобно завыл
«Я б не просил, не унижался,
Коль я б здоровым оставался,
Но не осталось нынче сил».
Он дальше хрипло говорил,
Он денег дать ему просил:
«Подайте, люди, на протезы,
И я с телеги скоро слезу»
Проехал по вагону,
Смотря в глаза людей,
Держав пакет надежды,
Копилку и идей.
Аж, защемило сердце,
Давали кто что мог.
И мир казался нежным
И не такой суров.
Подъехал он до двери
Вот станция опять,
Проехав на платформу,
В другой вагон нырнув опять.
Опять толпа народу,
Закрылась сзади дверь
И снова за спиною,
Цыганка, верь- не верь.
И снова с хрипоцою,
Он жалобно просил,
И появились слезы,
И не осталось сил.
Вот так вот по вагонам,
Скитаясь целый день,
И только все ж как предже
Цыганка словно тень.
За день два с половиной,
Российских косаря,
Не много и не мало
День не проходит зря.
Цыганка, ох, цыганка,
Ты побирушки тень
А сколько инвалидов,
С тобою каждый день?
Ментам даешь откаты,
Без этого никак,
Вот так и процветаешь
Не зная божий страх.
Уж лучше я пешочком
До дома погулял
Не знал бы и не ведал
О том что рассказал.
Смотрите, дорогие,
Вы граждане страны,
Когда творите милость
Не сделайте вины.
Вы не бросайте жемчуг
В подножия свиньям,
Но и не будьте скупы
Духовный строя храм.
