- Сгорели святые. Средь зимы грянул гром, и сгорели… С кем жить? Как?- Александр Сергеевич задавал и задавал себе вопросы и не находил ответа. На глазах у него наворачивались слёзы.

-А могли они не сгореть?- вдруг даже приостановился Александр Сергеевич.- Взять, и не сгореть! Вон, бабка Матрёна до ста двух уже дожила, а гореть, похоже, и не думает. Поросёнка завела… А чего не завести, она, считай, в селе самая богатая, пол века пенсию получает, а теперь и врачи зачастили. По их подсчётам не могут россияне так долго жить, не должны. Ни по зарплате, ни по экологии, ни по государственному устройству. Он, вот, Клюев, так долго не протянет. Не может гений в такой атмосфере долго существовать, а уехать на … да хоть куда, не на что, а и было бы на что, не уехал, потому как , если на Родине его не понимают, не ценят, так за бугром проклятым ему и пива в кредит не нальют! Правильно они сделали, правильно! – Александр Сергеевич сплюнул на снег густой, тягучей слюной. Снег порозовел.- Тридцати нет, а уже кровью харкаю… Матрёны дореволюционные живут, а такие вот люди погибают!- пожалел сам себя поселковый Поэт.

Ему вдруг захотелось напиться. До чёртиков, чтобы ничего не видеть и не слышать.

- Устал я! Устал, Господи!- заорал Александр Сергеевич, высоко задрав голову к голубеющему небу…

- Молчит. А чего ему сказать? Натворил, мол, непотребного, а как исправить не знаю… Да кто же в таком признается? Наши поводыри не захотели, а они пониже Его рангом были.- Клюев ещё раз сплюнул розовым на снег.

- К Веерке Шапаевой пойду.