Шуты
Шуты
21.08.2013 — 30.08.2013 г.г.
СКАЗКА
*(Уважаемый читатель, в данном произведении автор, исходя из простого желания поэкспериментировать, использует приставку «без», как указание на отсутствие чего-либо, а «бес» на присутствие Тёмных Сил).
Сказка? Что ж, пусть будет так.
От сказки мудрым будет прок,
Ведь что ни сказка — то урок,
А в ходе жизни важен каждый знак.
Играло солнце в росных травах,
В низинах рек, на горных склонах.
Сияло золотом на кронах
И у корней в Седых Дубравах.
Тепло ушло, оставив осень.
Всё дольше ночи до рассвета,
И доживает в чаще где-то,
Младых снегов скупая проседь.
Обитель северных Богов
Врата открыла белым ветрам.
Земля ждала большой покров —
Потолще шубу спящим недрам…
Семь королевств родством монархов
Веками дружбу умножали.
Имели блага короли,
И их народы не страдали.
Соседям в зависть и врагам
Столь крепким виделся союз,
Что угрожать по их межа́м
Любой ответит: «Я боюсь».
Но вот, три сотни лет назад
Народ коварный вторгся тихо.
Гостям любой в тех землях рад.
Приветили их и поймали Лихо!
Где б не явились эти серые всегда
На землях бедных или плодородных
Их плата за радушие — беда,
Безверие и травля неугодных.
Коль были дружными соседи — сеют склоки,
Да и родных стравить не сложно меж собой.
В таких делах, в торговле − просто доки,
Давали деньги в рост, хотя везде и слыли беднотой.
В обычаях своих ещё чудной блюли закон:
Они спокойно, не шутя, не ради смеха,
Охотно отдавали своих жён
Быть королям любовною утехой.
Так и росли потом средь бедности немытой
И чада чужаков, и королевские сыны
На землях, где и бедный всегда сытый,
До времени и не были видны.
Байстрючье племя, ну куда уж хуже?
Как крысья стая в брошенной обители.
Но срок пришёл приблудам называться мужем,
И что же сделали тогда коварные родители?
В облогу взяли королей, мол, по родству высокому
Не много и не мало, дайте часть престола.
Ведь наш совёныш — сын само́му со́колу,
Давайте ж половину ореола.
Достало Мудрости в то время за тайгой,
И семеро из самодержцев собралИсь.
Такой же осенью, когда вода уже с шуго́й,
В Ладо́гу для совета добрались.
И было решено, хвала Устою,
Порвать все цепи хитрые оков,
И вот смели поганою метлою
Всех до единого тех серых чужаков!
Не разбирая, есть ли кровь монарха в ком-то.
Коль в розах завелись гадюки — к чёрту розы!
Указан серым путь — до горизонта!
И жён их гнали прочь, хоть те и лили слёзы.
В союзе снова воцарился мир.
И, дабы закрепить народов исцеление,
Раз в год в Ладо́ге собирался пир
Семи правителей — соседей угощение.
Смотря на них, другие разгибали спины,
Хотели тоже гнать с земли гостей паршивых.
Но вот беда: в том не были они едины,
Ведь были те, кто верил стонам лживых.
Осели серые. Где за посулы, где из жалости,
Где златом откупались, где мешком зерна.
И снова расплодились полчищем из малости.
И также отплатили горем за добро сполна.
А что же севера народы…?
Прошло две сотни лет, ни дать, ни взять.
Они посеяли добро — оно и дало всходы,
И там по-прежнему лишь мир и благодать!
И вот однажды на осенний пир
Из ледяных пустынь пришёл
Тот чародей, что посохом измерил мир,
Волшебник древний дед Соко́л.
Всем королям поднёс он дар —
Колчан из конской кожи и златые стрелы.
И каждый клятву перед Родом дал
Служить народам добрым делом.
… Прошло ещё сто лет. Соседи обмельчали.
Смешались с чуждыми и стали беднотой.
Кто кров имел — всё за долги продАли,
И жили ныне, как рабы под серою пятой.
Не разгибались — тянут вниз оковы.
Вокруг коварство, ложь, как божество.
«Кров продавая старый, не обрящешь новый.
Долгами не насытишь естество».
Земля, дома, и реки, и озёра —
Всё за́брано у них обманом.
А неугодных всех клеймят позором,
Скрывают солнце разума туманом.
Всё то, что издревле принадлежало им,
Их Предкам, что не знали серых,
Как червь сейчас точил «налог с земли»,
Стриг до корней соседей он без всякой меры.
«С чего мне вам платить? Я отплачУ земле.
Здесь жили предки, я на ней родился…
Наследием, что взро́щено во мне,
Трудами праведными долг мой оплатился…»
А что же отвечают чужаки…?
Молчат и аккуратно дань сбирают,
И короли, что им по крови свояки,
Всех коренных до нитки обдирают…
Но то южнее, там война и ругань,
А здесь, на севере, опять назначен сход.
И короли, кто по реке, на стругах,
А кто и посуху к Ладо́ге йдёт.
И если раньше каждый был один,
То ныне ехали с посольством.
Людей у каждого с полста и господин,
Что, кстати, часто отзывался недовольством.
Его-де, ломит отвлекаться от веселья.
А так… Решить вопрос по части обороны?
Есть воевода, королю ж — похмелье.
Что говорить, в подобном есть резоны.
Дела в посольствах не решив, иные
Скорее ждали вечер — будет пир.
А короли? Те уж с утра хмельные.
На что нужны они кому-то, коли мир?
Веселье на пирах — насущный хлеб шутов.
То моде дань, забыты прошлые эпохи.
Сейчас смеются над игрой плутов,
А до того весельем грели Душу скоморохи.
Но нужно помянуть о том,
Что короли тогда держались чести,
И чтобы своего не ранить злом
Они в шуты рядили серый сброд, из мести.
Юродив от рождения? Горбат?
Иль изурочен серой кровью?
Кто косоглаз, не бородат —
Иль просто родич серому сословью.
Так у Довлада был Гвоздёв.
Шутил солёно, хвостко, колко.
Ходил в обвисшей треуголке
С ослиными ушами у висков.
По имени он О́сип, жил в Москови,
А Роду-имени его не спрашивал король,
Ведь рОдство серых шло по женской крови.
Копаться во его Роду? Уволь.
Преслав пригрел Прозора Беню.
Тот прозвище имел не зря,
Ведь часто предугадывал хотенья
И странные запросы короля.
Большой хитрец. Умел так сделать,
Что даже то, о чём не знал,
Желание Преслава, просто мелочь,
Так вывернет, что веришь — угадал!
У Родогора был Комар Якиша.
Щербат, горбат и ростом мал.
Лишь только что-то в замке слышал,
Он так сие перевирал,
Что маялся король, поохав.
Ужели кто-то средь своих
Есть без изъянов и пороков,
Без мыслей без дурных?
Король Мерила? Этот с гор.
И с ним был шут, что звался Ян Лакоста.
Они всегда играли в разный спор
И спорили всегда не «просто».
Шуту тому ума не занимать, от споров сих
Имел он дом и в нём прислугу!
И если верить россказням других,
Отспорит скоро у Мерила и супругу.
Вельможный Явар привозил Педриллу.
Что за проказник! Там, где он — гудьба!
Мог петь, играть хоть до зари он,
Вот только танцевать…, хромой был. Не судьба.
К тому ж он научил господ
В картинки, что назвали позже «карты»,
Играть, раскладывая их на стол,
О! …Что ж там были за азарты!
Играли на желания, чтоб посмеяться.
Коль проигрался — карты сложишь.
Ты должен тем, что ставлено заняться.
Изволь исполнить! А не можешь?
Есть выход — откупайся златом,
Раз ты король. А если шут, то корчи рожи,
Иль без портóк ходи, сверкая задом,
Чтобы от смеха рвали животы вельможи.
У грозного Колу́на − Моня Квасник.
Умел снадо́бья разные варить
И зелья так мешал, проказник,
Что на весах качалось «жить — не жить».
Других спокойней был король Венэй.
Он тоже пил, но меру знал, однако.
Его шуту — любимцу королей —
Вельможи дали прозвище Балака.
Он мог без у́молку всё время говорить.
Смешно кривлялся, выворачивал слова,
Менял местами слоги, не теряя нить,
И каламбурил ловко — голова!
Итак! Гремел и в этот раз в Ладо́ге пир.
Хмельным вином полы залиты.
И, странно: сотни лет вокруг достаток, мир,
А лужи винные, как кровь впитались в плиты.
В разгуле пьяном и шутов поили,
Пока не потемнели окна в зале.
Шло дальше время, смехари всё пили,
А короли уже дремали.
За щедрой, сытной пищей и вином,
В тепле свечей, одежд добротных
То тот, то этот засыпает за столом
И видит сны безпечных, беззаботных…
Ушли вельможи. И придворные мужи
Устало побрели в ночную мглу.
Шуты же упивались, как ужи,
Переползая от стола к столу.
Утихла музыка, собрАлись музыканты.
Лишь аромат столов висел под потолками.
Звонили полночь вдалеке куранты,
Теперь шуты у трона пировали сами.
― Ну, наконец-то мы одни! ―
Бросая нА стол кубок, выдохнул Якиша.
Поднялся пьяным, поплыла над ним
Волнами моря замка крыша.
― Сегодня, други, я устал.
― Ужель сегодня только? ― Вопрошали сзади.
― Всё верно, я не так сказал,
Устал кривляться я и льстить. Чего же ради?
― Чего? ― переспросил Прозоров Беня. ―
А чтоб при власти рядом быть!
И чтоб не жить лишь на воде да хрене!
Чтоб с ними жить, чтоб с ними пить!
И чтобы, когда нужно это,
Среди придворных слухов, врак
Ты был запалом для его мушкета.
Ну что, дружище? А? …Нет так?
Скажи, что думаешь, Педрило?
― Судьба нас щедро наградила, ―
ответил тот, глодая куропатки ножку.
― Мы с вами тихо, понемножку…
А вот гляди ж, уж королям опора!
В шуте никто не распознает вора,
Коль даже и поймали зА нос —
Отшутимся легко ведь нА нас
Никто не наведёт навет…
Смеётся Моня: ― Да, хорош ответ.
А ведь они, как в "зеркале кривом",
Себя в нас видят, замечали?
Сегодня, к слову, обличали
Мы все пороки, что присущи им!
И что же? Хоть шутки и сквозили злым,
Нас никого не наказали…
Никто! Из нашего родства,
Мои глумливые коллеги,
Ни так, ни даже с колдовства
Не носит наших привилегий.
Якиша и́кнул, рухнув нА стол,
И бражный выдохнул кумар.
― Кома-а-ар, ―
завыл со злом Балака, ―
Ты нализался, как собака.
Оставь вино, иди, пройдись.
Весь горб в пыли, на платье — жир…
― И что? ― ответит тот. ― Мы новый пир,
Наш, шутовской, сейчас закатим…
И, щеголяя в грязном платье,
Он вышел в центр и стал плясать.
― Не наплясался, твою мать! ―
Бурчал себе под нос Лакоста.
― Гляди, доскачешь до погоста.
А он, шатаясь гнул своё,
Боясь не выплеснуть питьё,
Что колыхалось в нём, как в бочке.
Икнёт, подпрыгнет, как на кочке,
И ну коленца выдавать,
Как будто музыку слыхать.
Так доплясал он до ступеней трона.
… На мантии лежит корона.
Ещё одна. И слева пять...
Шутам ТАКОЕ доверять?!
― Эй! Друг Пердрилла! Где колода? ―
Якиша бухнулся на трон. ―
Я не какой-то воевода, ―
(Корону вдруг примерил он).
― Сейчас монарх я и правитель пира,
А так же говорун, задира...
Вы подыграйте мне, друзья.
Корону на кон ставлю я.
― Корону на́ кон? ― хмыкнул Осип
И тут же оземь шапку бросил:
― И я в игре! Где здесь венец Довлада?
Коль обыграешь, то твоя награда…
Хотя меня не обыграешь ты...
Вот подошли и прочие шуты.
Раздали карты — и пошла игра!…
И снова в ней лакали до утра
Вино и мёд, не зная скуки.
Короны же переходили Из рук в руки.
В угаре пьяном после пира,
На опустевшем на ночь троне,
Шутя, шуты играли в судьбы мира,
А ставки были — царские короны.
И тот, что был рождён горбатым —
В пылу ль, иль с умыслом — подарок чародея,
Что был, как оберег, под троном спрятан,
Достал — и на кон бросил!
Холодея,
Шуты от страха отрезвели!
Отпрянули, пытаясь урезонить горбуна,
Но стрелы золотые потемнели,
Ведь жил в руках уродца Сатана…
И вот не просыхает кровь на плахах.
Это шуты сживают королевский род,
А стрелы чародея в грязных лапах:
Кто их имеет — тот игру ведёт.
Покуда власть у дурака,
Войдут в небытие цари.
Пройдут в забвении века,
Ведь ночь густа вблизи зари.
Что ж, почитаем, как вельможу,
А спрашиваем, как с шута?
Всмотритесь: чести не хватает роже!
Горбу шута недостаёт кнута!
