Вот так мне кажется порой.
Мне редкой кажется порой,
Что я упал в объятья жизни.
Что вроде есть - уют, покой
И мы уже отнюдь не слизни.
Я слышу беззаботный смех,
Что за окном едва донёсся,
Друга повысили - успех,
От бедности стремглав унёсся.
Удобство есть, уют, комфорт,
Если, что нужно - позвонил.
На всякий дождь найдётся зонт,
Вокруг Земли - без траты сил.
Но кажется так лишь порой,
Как забываю, что есть рамки,
Те, что придумал нам наш строй,
Где все по струнке, как болванки.
Строй общества Толп и Элит,
Там, где пастух стрижёт овец,
Не понял схемы кто - убит.
Он мёртв душой. Такой конец.
У нас есть Совесть - камертон,
Поступков наших указатель,
Но те, кто правят над умом
Её затмили гнилой статью.
Тот смех был смех над стариком,
Тот друг коррупцию познал,
И зонт в одной, в другой - с венком,
Ведь самолёт с людьми упал.
Не слышен смех того парнишки,
Теперь под вечер, в глубине
Скребутся грустные мыслишки,
Ведь с Совестью наедине.
Ведь рамки Совестью даны,
И подавить её не смогут.
Пусть дни морали сочтены,
Даже у тех, кто внемлет Богу.
Что я упал в объятья жизни.
Что вроде есть - уют, покой
И мы уже отнюдь не слизни.
Я слышу беззаботный смех,
Что за окном едва донёсся,
Друга повысили - успех,
От бедности стремглав унёсся.
Удобство есть, уют, комфорт,
Если, что нужно - позвонил.
На всякий дождь найдётся зонт,
Вокруг Земли - без траты сил.
Но кажется так лишь порой,
Как забываю, что есть рамки,
Те, что придумал нам наш строй,
Где все по струнке, как болванки.
Строй общества Толп и Элит,
Там, где пастух стрижёт овец,
Не понял схемы кто - убит.
Он мёртв душой. Такой конец.
У нас есть Совесть - камертон,
Поступков наших указатель,
Но те, кто правят над умом
Её затмили гнилой статью.
Тот смех был смех над стариком,
Тот друг коррупцию познал,
И зонт в одной, в другой - с венком,
Ведь самолёт с людьми упал.
Не слышен смех того парнишки,
Теперь под вечер, в глубине
Скребутся грустные мыслишки,
Ведь с Совестью наедине.
Ведь рамки Совестью даны,
И подавить её не смогут.
Пусть дни морали сочтены,
Даже у тех, кто внемлет Богу.