14/10
Я закрываю глаза в своей суматохе,
И глубоко погружаюсь в себя…
[много сказано и много настрочено стихов,
О боли, чувствах, потерях и обидах.
Но не хватает даже дерзких и милых слов,
Чтобы вмиг понять, чьё имя в тех молитвах.
Вспоминаю детство, ночные крики в пеленках,
Весь мир крутился у моей кроватки.
А голос её всегда успокаивал ребенка
И след губ на лбу терпкий, нежно-сладкий.
Потом повзрослел, учился изранено дышать
Свободой, жизнью, тем, что прозвали юность.
И как бы сильно не пытался от тебя бежать,
Но всё же я лечу к тебе – сердце встрепенулось.
Так просто и легко сказать словцо в обиду,
И нежная душа вмиг наполниться грустью.
Со страхом взгляд не подает мне и виду,
Что переживанья являются её сутью.
Ну вот и 20 мне. А ты и не веришь,
Что сын уж вырос и умён не по годам.
Но знаю я, что в душе ты делишь
Число лет моих на четную цифру «два».
Я знаю, как и все, что время неумолимо,
И день за днём нас разделяют города.
Ты одаришь меня улыбкой неопалимой,
Когда шепну, сквозь слёзы: «мам, прости меня»].
И глубоко погружаюсь в себя…
[много сказано и много настрочено стихов,
О боли, чувствах, потерях и обидах.
Но не хватает даже дерзких и милых слов,
Чтобы вмиг понять, чьё имя в тех молитвах.
Вспоминаю детство, ночные крики в пеленках,
Весь мир крутился у моей кроватки.
А голос её всегда успокаивал ребенка
И след губ на лбу терпкий, нежно-сладкий.
Потом повзрослел, учился изранено дышать
Свободой, жизнью, тем, что прозвали юность.
И как бы сильно не пытался от тебя бежать,
Но всё же я лечу к тебе – сердце встрепенулось.
Так просто и легко сказать словцо в обиду,
И нежная душа вмиг наполниться грустью.
Со страхом взгляд не подает мне и виду,
Что переживанья являются её сутью.
Ну вот и 20 мне. А ты и не веришь,
Что сын уж вырос и умён не по годам.
Но знаю я, что в душе ты делишь
Число лет моих на четную цифру «два».
Я знаю, как и все, что время неумолимо,
И день за днём нас разделяют города.
Ты одаришь меня улыбкой неопалимой,
Когда шепну, сквозь слёзы: «мам, прости меня»].