Это снова не я.
Это делает кто-то, чье имя скрывается за древними рунами.
Тот, кто носит белое одеяние и танцует с железными помпадурами.
На полу гостиной выстроен город, в котором ежесекундно ведется игра.
Это моя гостиная. Но город воздвигла не я.
Нерушимый, игрушечный, шаткий:
У меня не получается к нему прикоснуться.
Он давно здесь стоит. Уже скисший и гадкий.
Не выходит его разобрать, а хотя,
Несмотря на то, что хотелось проснуться,
Даже чувствуя, будто играю не я,
Этого сделать никогда не пыталась.
Неведение в двестиграммовых порциях ощущается сладким.
Я никогда не хотела очнуться 
От самодельного опиума. Это снова не я.
Философы с лицами продавшего душу шпиона
Знамениты преступлениями против себя наугад,
Неузнаваемыми лифтерами, устроившими в прошлом году звездопад,
И блистательными фрик-шоу.
Как будто сквозь время над нами смеется Земля,
Все в лучших традициях Бернарда Шоу.
Лифтеры охрипли, я раскладываю их рубашками вниз,
Рыдают в подвале, пропахшем сырою землей,
Погребенными заживо трутнями, выполнявшими королевский каприз,
И сгнившими деревянными ящиками.
Ящерами.
Коробками с куклами, что никогда не вернутся домой.
Пластиковыми головами, на крытыми детскими плащиками.
Оголенные нервами, нерв - он всегда кривой.
Бессмысленность кукольного бытия.
Она доведет до края, за которым личина забытия,
Когда меня и пластмассовых кукол вокруг
Заберет с собой Брут,
Когда-то предавший однажды, хлебнувший терзаний.
Брут и цепкие руки его для меня не есть предел всех мечтаний,
Но я жду, что однажды меня заберут
Из города призраков и теней.
Из-под власти порочной души моей и запрещенных огней.