Охотники

То ли сказку, то ли быль

Скрыла мгла времён и пыль.

Что навеялось веками,

То посыпалось словами.

 

 

Охотники.

 

1.

 

В старину, временами глубокими,

За горами до неба высокими

Среди леса еловой личиною

Жило племя людское общиною.

 

Ели то, что им днём было дадено,

Почитали обычаем прадедов,

Роду – древнему Богу доверили

Жизнь свою, от него быт и меряли.

 

Племя древнее было и мудрое.

Время тёмное было и трудное.

Возлюбил Род их племя, причиною

Дар им выдал – меняться личиною.

 

Днём и ночью то люди обычные,

Но коль трудности шли непривычные,

О земь только те сильно ударятся

В тот же миг статью волчьей оправятся.

 

Поохотятся, дичь добываючи

Да в людскую личину желаючи

О земь бросятся с мягкими травами

Да живут не убогими нравами.

 

Много было охотников в племени

Да порою те время от времени

Находили себе суть вершиною

Расставаться с родимой общиною.

 

Уходили охотники смелыми.

Были тёмны их дни или белыми

С чем те жили со счастьем ли с бедами?

То непознанно было, не ведомо.

 

Ни один в племя жить не воротится.

Только время летами торопится.

Ждали люди их, только уставшими,

Называть стали – без вести павшими.

 

Но однажды случилось изрядное.

Не сказать, что плохое, не ладное.

Из ушедших вернулся, не верится,

Хоть один да с прекрасною девицей.

 

Старики, видя это воочию,

Отстранили на время жизнь прочую,

Сели слушать, не просто безделицей,

Чем охотник с общиной поделится.

 

Перед людом своим, перед племенем

Встал охотник и долгим ли временем,

Не измерить то время алмазами,

Суть повёл, не скрывая, рассказами.

 

2.

 

Люди добрые, вольные жители

Вам не знать ли, что шёл из обители

Не в азарт молодецкий проветриться,

А затем, чтоб с родителем встретиться.

 

Ныло в сердце тоскливом смятение,

Что моё на земле появление

Послужило погибелью матери

Словно боги ей стали каратели.

 

Не уйти ей от неотвратимого,

Не спасли и стенанья любимого,

Что богов и молил, и упрашивал.

Те молчаньем ответили павшего.

 

До того мой отец опечалился

Что не жил между вами, а маялся

И обнявшись с тоскою-кручиною,

Не прощаясь расстался с общиною.

 

Я же жил и робел, и куражился,

А подрос и на поиск отважился.

Не простое то было решение,

Благо, дали на то разрешение.

 

Долго шёл я лесами родимыми,

То луною, то солнцем светимыми.

Много встретилось тварей пугающих.

Вам ли молвить о том, их сражающих.

 

Путь мой вышел широк дармовщиною.

Даже мен не случался личиною.

Зверь да птица вдали не испуганы

Стрелкой вострой леса не поруганы.

 

 

Шёл да шёл, благо, ноги трудилися.

За тот срок две луны истончилися

Да на явь вновь рождённого месяца

Лес сменился короткой полесецей.

 

Восемь пядей – полесье не видится.

Дальше взгляду бы в пору обидеться –

Мать-земля, как бесстыдная девица,

Ни кустом не прикрыта, ни деревцем,

 

Перед небом, ветрами бесстыжими,

Чуть колышется травами рыжими.

До того неприглядное зрелище,

Что и жить то в таком не поселишься.

 

За три дня лишь ветрами обвеялся.

Никого повстречать не надеялся

Да так вышло, на день после третьего

Вышел к стойбищу племени, в сеть его.

 

Ростом люди – мой локоть у темени.

На конях разъезжают без стремени,

А с коней своих редкостью спешатся.

На одном месте долго не держатся.

 

Быт их скромен, дома их суконные.

Люди ж нравом к жестокости склонные –

Удаль резвую тешат набегами.

После них след кровавыми реками.

 

Невзлюбил я ту вольность их злючую.

Так они на меня доброй кучею.

Только твари и злее мне виделись.

Знамо дело – неслабо обиделись.

 

Уходил от жестокого племени

Ликом волка прикрывшись до времени.

Даром что все они малорослые,

Сотней всё же смотрелись серьёзные.

 

Долго гнались за мной, будто чуяли,

Словно осы из сбитого улия.

Что охотника гонят не ведали.

От того и поправились бедами.

 

Надоели гуртом хуже лешего.

По ночам гурт рядил, ширя брешь его.

Не охотнику радовать пятками.

Ускакали двумя лишь десятками.

 

Мне же горы увиделись близкие.

Не высокие, да и не низкие.

К ним спешил, понимая с тревогою,

Что степной вождь вернётся с подмогою.

 

3.

 

Горы спинами встали горбатыми.

Где крутыми, где в меру покатыми,

Нарядившись в лохматые сосенки,

А меж них можжевельника просеки.

 

На горах звери сильные водятся,

На козлов круторогих охотятся.

Там и я их забавой потешился.

После ужина в отдыхе нежился.

 

Только смежились веки усталые,

Как послышались звуки бывалые:

Две о перьях сестры полудевицы

Надомною уселись на деревце.

 

Ни одна не запела, как водится.

Ни с чего взялись вроде бы ссориться.

Стали спорить словами нелестными

Кто вещать будет путнику песнями.

 

Слыша диво словесною схваткою,

Приоткрыл око, глядя украдкою.

Знал, что песнями вещими славятся

Да не ведал, что бранью не давятся.

 

Разрослась ссора эта из зёрнышка

До того, что посыпалась пёрышком.

Их, не мешкав, за лапы когтистые,

Ухватил, руша споры речистые.

 

В неожиданном том перемирии

Полуптицы, сестрицы из Ирия*

Удивились, испугом заметные,

Что на лик даже выдались бледные.

 

А очнулись, так тут же – запугивать

И словами худыми поругивать

Да наткнувшись на очи суровые,

Взялись блага сулить, чернобровые.

 

Мне же речи те слушать – излишками.

Накормил их сосновыми шишками –

Не хотелось мне знать пуще пущего

Ни лета, ни мгновенья грядущего.

 

Опечалились девы крылатые

Уж и слёзы на щёчках богатые

Да извергнув и шишки, их горечи,

Возопили: «Что надобно» воючи.

 

Двух вещуний, взяв глас победителя,

Вопросил, где мне встретить родителя.

Коль ответят да вновь не появятся,

Так свободой их крылья расправятся.

 

Голосила печали сулящая,

Голосила удачу дарящая

Вместе вторили: «Там всё проявится,

Куда только Рух птица дотянется».

 

Их удерживать далее надо ли.

Непростое хоть дело и задали,

Отпустил полудевиц на волюшку,

Сам же принял нелёгкую долюшку.

 

Птицу Рух изловить – дело сложное.

Оседлать – не слыхал, что возможное,

Но коль вышло охотником выдаться

Отступать не по духу и мыкаться.

 

Вечерами, бывало, студёными

Про неё слышал песни мудрёные.

Знал из песен, где птица охотится,

В те края и пошёл озаботиться.

 

 

4.

 

В песнопениях Рух хоть красавица

Да охотой искусною славится:

Коли оком острейшим наметится,

Кто бы ни был уже не отвертится.

 

Коль заденет крылом – в землю вдавишься,

А на коготь возьмёт – не оправишься,

Клюв зубастый коням крошит косточки,

Только конь ей, что семечка в горсточке.

 

Любит зверя другого, могучего.

Змееносого, бивнями злючего.

Вот его-то и метит ударами

Да в гнездовье утаскивать парами.

 

Зверь же этот плодится и кормится,

Где густая трава соком полнится

И ему будя жарко ли холодно

Животу лишь бы не было голодно.

 

Мне же ближе одно было пастбище,

Где камнями пустыня, как лапища,

Надвигалась на земли зелёные

Разнотравным ковром застелённые.

 

Путь туда пролегал холмогорами

Вперемешку с речными узорами

В коих воды прохладой волнуются

Да потоком игривым красуются.

 

Шёл бы я на открытость не робствуя

Кабы племя степное не злобствуя

До меня вновь себя не доставило,

Чем в поспешность дорогу оправило.

 

Неуёмные, эх. Без усталости

Погоняя лошадок без жалости,

Даже следа не поняли ложного

Будто мало им выдалось прошлого.

 

Вновь рядить их не виделось радостью,

Пересытился давеча тягостью.

И бежать от народа упрямого

Не питал настроения рьяного.

 

Не бывало на хитрость чтоб сетовал.

Умыкнул их вождя, побеседовал

Да не понял речь сын кровожадного.

Утащил за собой безлошадного.

 

Эх, не пеший он вовсе без лошади.

Плёлся с кляпом на привязи позади –

Торопиться на руку ли аспиду.

Тюкнул в темя да взял его на спину.

 

Нёс его не молчал, не запугивал,

Токмо нрав его буйный поругивал.

Вождь мычал грозно время от времени –

Знать, несильно досталось по темени.

 

Покарать меня явно намерялся.

На своих, знамо дело, надеялся.

Да его сотоварищи конники

Оказались ему не сторонники.

 

За пропажею даже не двинулись.

Друг на дружку во злобе накинулись.

А отдав жатву в руки погибели,

Ускакали, мы только их видели.

 

Ох и нравы у них, ох порядочки.

Развязал я вождя вынув тряпочки,

Отпуская на вольную волюшку

Перекатной травою по полюшку.

 

Да вот вождь до своих не торопится.

Не смеётся, не плачет, не злобится.

Замер весь, словно камень недвижимый,

Думу думать, ни рад, ни обиженный.

 

На него же я больше не сетовал.

Не простившись ушёл куда следовал,

Да под вечер, как день стал отступником,

Обзавёлся нечаянным спутником.

 

Путь с вождём – не медок да без горечи.

Хоть не други мы, даже не родичи

Да не скупо съедобным делилися,

У костра спать без страха ложилися.

 

Хоть делились мы щедро обедами

Да не тешили ветер беседами.

Он молчал, да и я не словествовал,

Разве взглядом задумчивым чествовал.

 

Вышли к пастбищу третьей седмицею,

Где трава вровень мне с поясницею.

Там зверей непомерное скопище

Кои с виду чуднее чудовища.

 

И о трёх головах, и шипастые,

И о панцире костном лобастые,

Даже шеей змеиной огромные

Да, как вождь подсказал, не бездомные.

 

Кто-то виделось, явно, заботами

Окружил тех зверей огородами.

Где из камня, где брёвнами крепкими

Опоясал стада вроде клетками.

 

Что таких вот пасут, я не слыхивал

Да хозяин в сторонке попыхивал

Сизым дымом из трубочки каменной,

Что и издали виделась пламенной.

 

С виду старец, головушкой инистый,

Статью сух да на силушку жилистый.

За стадами поглядывал бдительно.

Нас не видел, что было простительно.

 

Мы ему обозначились голосом.

Встали рядом – не более колоса.

Мне ему до коленок - подскакивать,

А вождю так и вовсе - помалкивать.

 

Рёк ему для чего сюда следовал.

Он в дыму же со вздохом посетовал,

Мол слонов было стадо огромное

Да нутро, ишь, у Рух неуёмное.

 

Как бы он эту Рух не отваживал,

Чем треклятую бы не охаживал,

Всех пока не покрала убивица

Прилетала, а нынче не видится.

 

Видно я на лицо опечалился.

Так и он то ли добр, то ли сжалился:

Выдал мне, как назвал его «пёрышко»,

Для него-то оно, мне же брёвнышко.

 

Подсказал: «Кто подуть в то отважится,

Так тому птица Рух и покажется».

Под конец всё же хмуро советовал,

Мол, ловить бы подальше отседова.

 

5.

 

Старец с нами простился усмешками.

Мы – поклоном, да вышли не мешкая,

Отмеряя далёкости вечером.

Два набрали, а далее - нечего.

 

Третьим днём, как увидели солнышко

Так и эдак взглянули на пёрышко:

Велико да по виду, как беркута.

Дунуть надо да дуть было некуда.

 

Гладкий ствол, как иголка у ёлочки.

Ни дыры нет, ни маленькой щелочки.

В ту и эту вертел его сторону

Да и бросил, послав его к ворону.

 

Вождь же видно на скромность не зарился:

Ятаганом срубил, не запарился,

Оперенье с очином бессовестно

Да внутри ствол почистил – не совестно.

 

То ли делал когда-то подобное,

То ли в деле рука бесподобная

Только снял остриё без сомнения

Да и в руки мне подал творение.

 

Эка невидаль руки отвесила.

Дуть в такую, так сдуешься весело:

Не дуда получилась, а дудище.

Так и звать-то не сокола – чудище.

 

Дунул раз, подождали. Не свиделись.

Дунул вновь, чуть с вождём не обиделись:

Неужели старик ошибается

Иль над пришлыми так потешается.

 

Глянул в небо, на синь необъёмную

Да заметил крылами нескромную

Беспощадной охоты сторонницу

Под которой уж прятать так конницу.

 

 

К нам летела размахом свободная.

И с чего вдруг стезя поворотная

Ей втемяшилась в птичию голову?

Полетела в обратную сторону.

 

Дунул снова, чуть душу не выдудил,

Всё же к нам повернуть её вынудил.

Только что вдалеке она виделась,

А уж в землю когтищами вклинилась.

 

Ни сбежать не успели, ни спрятаться.

Тут бы в пору со страха обляпаться,

Только Рух словно грозная статуя,

Как уснула, хоть этим нас радуя.

 

В трёх шагах от зубастого клювища,

В трёх шагах мы стояли от чудища.

Оком с бычию голову пялится,

Крутит им, но на нас не кидается.

 

Только с этой диковинкой справились,

Как по новой чуток не оправились,

Ажно сердце до шеи подпрыгнуло,

Эдак громко нам птица курлыкнула.

 

Сверху крикнули. Смотрим, не верится –

Между крыльев прекрасная девица

Кулачками в бока упирается

С высоты в нас словами бросается.

 

Мол, почто мы мужи окаянные

Путь-дороги её постоянные

Изменили. Какими обманами

Рух осёдланной стали желанными?

 

Чем сманили, какою штуковиной?

Иль слова пели речью диковинной

Обезволена птица которыми.

И с ответом велела быть скорыми.

 

Показал: на плече взвесив дудище.

Закачалось от этого чудище

Так, что девица голос возвысила

Да мужей всех в мужланы понизила.

 

Да когда поднималась бранилася.

Мол, на что ум коль сила явилася.

Раз с бревном, значит лучше бывалого?

А хватило бы пёрышка малого.

 

Показала нам сверху игрушечку.

Ни дуду, ни свирельку – свистушечку,

Что не шее тесёмкой подвесила

Да по новой словами отвесила.

 

Мол, куда мы, бревно коли взявшие,

В путь собрались вдвоём, неуставшие?

Не иначе к мосту разноцветному.

Раз с бревном, то к нему лишь заветному.

 

Что ж к мосту так к мосту. Мы не спорили.

Тем ответом её удостоили.

Не была она долго недвижима –

На смекалку, видать, не обижена.

 

Пригласила залазить, не цацкая.

Мы полезли дудищею бряцкая.

Не успели меж крыльев устроиться,

Как она поспешила условиться:

 

За дорогу бревну быть оплатою,

А не то ишь «мостом не порадую».

Нам ли жаль, коль условия ладные

Под ногами тех перьев… не жадные.

 

Дева ликом да обликом дивная.

Нравом, видно, давно не наивная.

Шкурой львиною плечи накинуты.

Брови крыльями хмуростью сдвинуты.

 

Вровень мне темноокая девица.

Стать её словно крепкое деревце.

За спиной стрелы с луком виднеются

Велики, силы знамо имеются.

 

Дева строго нас взглядом измерила,

Обещаниям видно поверила.

Села к шее удобно устроившись,

Повернулась о нас беспокоившись.

 

Торопила, велела не телиться,

Путь-дорога к мосту не безделица.

Но сперва полетим поохотиться –

Птице надобно силой утроиться.

 

Лишь на перья усесться успели мы,

Как девица весёлыми трелями,

Из свистушки, что давеча славила,

Птицу Рух пробудиться заставила.

 

Развернулися крылья широкие,

Заскребли землю когти жестокие,

Оттолкнулися лапища с силою

И простились с землицею милою.

 

Крылья машут, на небо взбираются,

Ветры встречные с нами играются,

Потешаются, тут бы и скинули,

Мы лишь в перья вцепившись не сгинули.

 

Как поднялись на небо высокое

Так и кончилось бремя жестокое.

Там с вождём отдышались от удали.

Про охоту, старались, не думали.

 

Птицы крылья такие огромные,

Что с вождём мы, от роду не скромные,

Вниз поглядывать. Там чуть шевелятся,

Облака вереницами стелются.

 

А под ними то реки ветвистые,

То холмы чередою волнистые,

То леса с заострёнными елями

По которым бродил я неделями.

 

С высоты-то такой коль примериться,

Меньше зёрнышка видится деревце.

Мы от видов с вождём – непоседами.

Ни с чего вдруг открылись беседами.

 

По-мужитски, речами душевными,

Хоть и уху те слышались бедными,

Отличавшись невиданной скупостью,

Да на сердце излились не глупостью.

 

У обоих-то кровь родовитая,

Воля сильная к сердцу привитая.

И коль выпало слились дорогою,

То не быть ей худой да убогою.

 

6.

 

Долго ль так мы летели иль коротко:

За беседами время не дорого.

Вновь взглянули под птицу надёжную

Да увидели гладь бездорожную.

 

Хоть и лето, земля запорошена

Словно скатертью снегом наброшена.

Вождь воскликнул, не мешкая вскоре я,

Разглядев берега беломория

 

Вдалеке. А под нами по близости

Эка невидаль: в снежной немилости

Зверь о бивнях да кучками малыми

Брёл тихонько шагами усталыми.

 

Птица громко в азарте курлыкнула.

Дева взглядом весёлым в нас зыркнула,

Да, как в просьбе нижайшей поклонницы,

Распласталась на шее охотницы.

 

Вождь под крылья нырнул, в них и спрятался.

Я ж с бревном, чтоб ему, пока нянькался,

Чуть от скорости было не сверзился

Да за хвост ухватившися свесился.

 

Миг держался, летая за птицею.

Миг ещё и столкнулся с землицею

Пав в объятия белого холода,

Повстречавшись с землицей, как с молотом.

 

Встал в десятке шагов от охотницы,

А она уж нескромная кормится:

Клювом плоть разрывает, не мается.

Как такими кусками не давится?

 

Жуть - смотреть на такую страшилищу.

Отвернулся, забрался по крылищу.

Спрятал в перья дуду великанную,

Чтоб её, чуть не сгиб, окаянную.

 

Вождь из перьев лишь очами зарится,

С уст его белый пар подымается

И зубами-то стуки приличные.

Мне ж морозы и крепче привычные.

 

Дева смотрит на нас, улыбается,

Удовольствием и не скрывается

И веселье-то ишь, нескончаемо.

Что ли дудищу взвесить нечаянно?

 

Птица быстро управилась с трапезой.

Я же встречей насытившись с каверзой,

Только звуки услышал, что трелями,

Как и вождь разместился под перьями.

 

Как поднялись, на перья уселися

Да по новой с вождём огляделися:

Высоко залетела пернатая –

Горы сверху, что тряпица мятая.

 

Солнце маленьким пятнышком светится.

Повернулась к нам строгая девица

Да велела подуть снова в брёвнышко

Чуть левее от пятнышка-солнышка.

 

Сделал дело, вновь в перья вцепилися –

Крылья птицы сильнее забилися,

Поднимая нас в выси высокие,

Что и рек паутинки далёкие.

 

Долго так мы летели иль коротко,

Вдох да выдох давались уж дорого,

Только видим уж нечто массивное

Чудо-чудное, дивище-дивное:

 

Разноцветными тропками брошена,

Между звёздного неба проложена

В даль незримую, видом опрятная,

Путь-дорога красой ненаглядная.

 

Вся она переливами ясными,

Где зелёными светит, где красными.

До того нас одела в волнение,

Что не поняли Рух приземления.

 

Шириной путь по шире широкого,

Что и Рух показалась сорокою,

Хоть и крылья нескромно расставила

Даже четверть дороги не славила.

 

Как с вождём мы дороги коснулися

Уж не помним. От трелей очнулися,

Оглянулись, а девицу с птицею

Уж в далёкости видим, синицею.

 

Хоть не быстро летит, не торопится

Да за нами навряд ли воротится.

Мы ж пером не разжились дубовые!

Вот ведь вместе с вождём непутёвые.

 

Тут бы треснуть обоим по темени,

Чтобы думали время от времени…

Да не век же пихаться у пропасти,

Пошагали дорогой без робости.

 

Путь стелился полосками пёстрыми.

Чуем шаг: будто сотня вся вёрстами.

Звёзды в небе, что были алмазами,

Словно струнки на гуслях, размазались.

 

Сто шагов али больше – не меряли,

Только встали как взгляду поверили:

Страж стоит весь железом окованный,

Меч его будто свет заколдованный.

 

Прогремел, что-то нас вопрошаючи.

Мы с вождём не совсем понимаючи,

Показали железному знаками

Мол, по делу пришли, не вояками.

 

Слава Роду, не принял нас хворыми.

Тоже знаками выдал, которыми

Намаячил: какого нам жителя?

Показал, мол, ищу здесь родителя.

 

Загремело железо тяжёлое,

Оглушило веселье нескорое,

Звёзды, радость аж в том, не попадали.

Отсмеялся. Ступайте мол, мало ли.

 

Мимо стражника шаг только сделали,

Как стоим уж за крепкими стенами,

Что и вправо, и влево бескрайние,

Высотой-то и вовсе сакральные.

 

А пред нашими очами подано

Вдалеке, да как будто бы вот оно,

Душу в трепет загнавшее зрелище

То ль гора, то ль дворец: чуда детище.

 

Красотой-то и издали видное

И по прочности, ох как, солидное:

Небо ль держит, в него ль упирается

Да твердыней стоит, не шатается.

 

 

Всё затмило б строенье величием

Каб не древо, что рядом наличием,

Аж за небом верхушкой скрывается

Лишь листвою чуть крыши касается.

 

Да дотуда далёкость далёкая,

Да туда-то широкость широкая:

Расстелилась равнина великая

Голь голимая, пустошь безликая.

 

Пеший путь аж неделями видится.

Тут и лошадь от жажды скопытится,

Что уж мы, все запасы заплечные

На три дня, эк бы знали, беспечные.

 

 

Пустота добрый путь не пожалует.

Тишина. Даже ветер не балует.

Каб знакомо с верхов не курлыкнули

Мы бы сроду с вождём не подпрыгнули.

 

Смотрим вверх, к нам с высот, что скрываются

Две Рух птицы неспешно спускаются.

Не такие большие, как прежняя,

Помоложе видать – перья нежные.

 

По бокам сели. Клювами ль радовать.

Крылья тянут: добро, мол, пожаловать.

Эти знаки с вождём нам понятными.

Летунами уселись заядлыми.

 

7.

 

День летели, всё голи голимые.

На второй же глядим, как родимые

Травы землю покрыли, кустарники,

Дальше пуще растительность, скальники.

 

А меж них реки берегом дальние

Да поодаль озёра хрустальные

Отражаются бликами светлыми,

Словно дети улыбкой, приветными.

 

Птицы – вверх. Мы держались, не падали.

Сбоку горы шумят водопадами

Да и Рух-то повсюду немерено,

С седоками летают размеренно.

 

Вождь мне крикнул чего-то отрывисто

Да дорогу меняя порывисто,

Потянул птицу к древу могучему.

Для него то, наверное, к лучшему.

 

Я же прямо летел, как упрямился.

Двор, чем ближе, тем больше румянился,

Сердце билось, да трясся коленями.

Встал на твердь, вход открыт за ступенями.

 

Что стоять да чего там раздумывать,

Сделал шаг, не его мне выдумывать.

Шаг за шагом дворец открывается

Да убранством своим не скрывается.

 

Позолота, картины и статуи.

Вид такой, что любого порадует.

Так дошёл до дворцового пиршества,

Всё по чину, не видно излишества.

 

По бокам люди праздные значатся,

От меня взглядом вовсе не прячутся.

Все одеждой и статью холёные,

Всё же встречей со мной удивлённые.

 

Впереди вижу стол, явно, царственный.

Муж пирует за ним государственный.

На меня оком смотрит, не в стороны,

На плечах его чёрные вороны.

 

Пьёт не хмель, что-то более крепкое,

Не медок, не вино, что-то редкое.

А на блюдах лишь мясо кровавое,

Кормит двух, будто дело то правое.

 

Эти двое-то волчьей личиною,

Явно, наши. Расстались с общиною.

Мясо с кровью алкают да злобятся,

Уж в людской вид навряд ли воротятся.

 

Муж же царственный дал в мою сторону

Глас такой, что и с громом бы поровну,

Мол, пошто вдалеке, раз намазался,

Али встать ближе духом размазался.

 

Много ряженых, я же в холщовочке

Встал пред ним словно плеть от бечёвочки.

Око взглядом держал одинокое

Хоть одно да на ум не убогое.

 

Прогремел муж, чего мол, стесняюся.

Али думал, что с ними не знаюся?

Мол, напрасно. Родной. Ближе некуда.

Он, ишь, беркут, а я птенец беркута.

 

Мол, что ждал меня, знал – встреча сбудется

Да отныне теперь не забудется.

Что тут скажешь, а кто не теряется

Коль с родителем так повстречается.

 

Встал он с трона да с места заветного

Приобнял меня отрока бедного

Перед всеми, что были здесь местные

Да в сады уж ведёт расчудесные.

 

Он мне многое правдой рассказывал,

Эту правду делами доказывал.

Там такого узнал я, не верится,

Но коль наших-то знаешь – поверится.

 

Хоть и верил, сомнения мучали.

Он всё понял да взглядом, что тучами

Одарил меня, хуже, чем с севера,

Да отвёл до могучего дерева.

 

В дар мне выдал копьё интересное

Своей меткостью в зверя известное.

Да сказал мол, коль плохо так верится

То, поможет строптивая девица.

 

Мол, жила здесь, что севером ветрена,

Обучалась у мудрого дерева

Да сбежала на дальние вольности.

Не по духу ей наши раздольности.

 

Лук да стрелы у девы не скромные

Очи синью глубокою тёмные,

Шкурой львиною плечи покрытые.

Для неё все дороги открытые.

 

Но охотницы равной не сыщется.

Ремесло её правдою зиждется.

Поучится велел мне у девицы.

Мне? Охотнику? Даже не верится.

 

Десять дней я провёл с ним в общении.

За декаду узнал все владения

Да с роднёй повстречался на праздниках.

Эх бы к нам их порой, безобразников.

 

Приходил и до мудрого дерева

Думы думал неспешно, размеренно.

Там-то вождь и просиживал времечко,

Раз за разом почёсывал темечко.

 

На меня удивлённо поглядывал,

На пиры, ишь, со мной не заглядывал.

Всё стругал себе посох из дерева

Будто кем-то старание велено.

 

Десять дней погулял да потешился.

В день другой уже понял – разнежился

Так и дальше, так вовсе разленишься

Да не к лучшему виду изменишься.

 

Звал вождя снова слиться дорогою

Он же выбрал другую, широкую –

Знанья. Светом назвал, не прицепишься.

Мол, желание будет с ним встретишься.

 

Отказал мне. Хоть в том не куражился.

Я ж в дорогу по новой отважился.

Взял копьё, Рух призвал, что по-более

Да покинул отцово раздолие.

 

8.

 

Раз отец повелел куда денешься:

Тут не хочешь да в знанья оденешься.

Чтобы встретить строптивую девицу

Рух не правил, решил ей довериться.

 

Пролетал над садами цветущими,

Пальмы видел, что ясени, гущами,

Над рекою, водой упоённою,

В коей звери водились зелёные.

 

Сверху виделось даже – зубастые,

Быстротой да длиною опасные.

Возле них невеликое жительство,

А поодаль кипело строительство.

 

Камни ставили в башню ли, в гору ли

Основательно что-то так строили.

Хоть народу там было немерено,

Шло строительство чинно, размеренно.

 

Свой манок я к устам не прикладывал,

Всё на Рух в ожиданье поглядывал.

Та летела, вдруг в сторону ринулась,

Видно звукам привычным откликнулась.

 

Рух с азартом курлыкнула весело.

Глянул в сторону, эко развесила

Крылья Рух под лихою наездницей

Никуда-то теперь уж не денется.

 

Взял манок да за нею по скорому.

Эх, заметила, ринулась в сторону.

Та, постарше, а мы поноровистей,

Там ишь опыт, а мы позадористей.

 

Эх, гонялись: взлетали и падали,

Эх, друг другу веселье и задали.

Будь хоть трижды та юркой девицею

Всё ж прижал их к земле вместе с птицею.

 

Встал, копьё уперев в горло Рух её.

Вот копьё так копьё! Приструнил её.

Испугалася птица серьёзная,

Замерла. Да вот девица грозная

 

Руки в боки, глазами упрямится

В гневе пылком щеками румянится,

Ишь, в маночек свистеть собирается…

Бесполезно – копьё упирается.

 

Поняла, что не выйдет – безвыходно

Да оттуда словами да лихо-то:

Мол у нас, у мужей лишь жестокости.

Что ль с рождения эти убогости?

 

Долго ль буду вот так издевательски?

Подведёт ведь рука по-предательски,

Улетит мол тогда дальше севера

Не найду уж, спроси хоть у дерева.

 

Эх, дорожные ветрены полосы:

Из груди рвал перо Рух да в волосы

Сзади вставил. Она, мол, тараните,

На юга улетит, не достанете.

 

Рву ещё, да вперёд. Не шевелится,

Благо обруч налобный имеется.

А она: на восток мол укроется

От мужланов на век там закроется.

 

Снова вырвал да в правую сторону.

Эх, смотрелся – с павлином бы поровну.

Ей, ишь мало, стреляет словами-то,

Разживусь я, как видно, перами-то.

 

Рву четвёртое – с запада вызволить,

А она уж и в крик от беды звонить:

Мол, ощипанной Рух не поднимется!

Замолчала да вниз ко мне ринется.

 

Стрелку вострую к луку приставила

На мня ишь, серьёзно наставила.

Вопросила мол, что потешаюся,

Али смерти своей не чураюся?

 

Что мол надо, чего добиваюся

Или так вот над ней издеваюся?

Тетиву натянула. Не верится.

Неужели пустить ту осмелится?

 

Эх, ма! Стрельнула всё же охотница

Да охотник ли не уворотится.

Сбил копьём её лук тут же к ворону

Да копьё от Рух вытянул в сторону.

 

Рух взлетела, мы только и видели,

На четыре пера, ишь, обидели.

Ничего, поревёт обособленно

На манок-то вернётся, особенно.

 

Дева злится, тяжёло ей дышится

Даже львиная шкура топырщится.

У грудей кулаки обороною.

Ишь, любуется с перьев короною.

 

На такое глядеть – удовольствие.

Не ругайся, мол, выдал спокойствием.

Мол, отец повелел обучение

У неё, что имеет значение.

 

Убрала б кулаки-то серьёзные

Да и очи порадостней грозные.

Обучусь мол, отправлюсь бездельничать.

Мне с чужими не в радость любезничать.

 

Не поверила сразу охотница,

Кулаки убирать не торопится,

Попросила манок ей пожаловать.

Эх, придётся для дела побаловать.

 

Как с почётом за луком склонилася!

На моей Рух удобно садилася.

Взглядом мне повелела не телиться.

Ух, и нравится мне эта девица.

 

Полетели на Рух не в сокральности.

Недалёко летели, не в дальности.

Опустились средь стольного города.

Люди с радостью к нам – любо-дорого.

 

Всё встречают цветами, подарками

Да улыбками чествуют жаркими.

Мол вернул им на души их радости –

С девой нынче не будет им тягости.

 

Мол, давно её в деле не видели

Да понять не могли чем обидели.

Так она и от этих укрылася?

Кто такая мне позже отрылося.

 

Завела меня в дом, что заброшенный

Да народом на славу ухоженный,

Где уют и порядок присутствуют

Да хозяева долго отсутствуют.

 

В зал ввела меня шире широкого

Да оставила там одинокого.

Там велела стоять дожидаючись,

А сама отошла собираючись.

 

Всё ходил я по зале, похаживал,

На скамейки себя на рассаживал.

Там по стенам трофеи охотные

И диковинных много, и родные.

 

Лавки кругом, в серёдочке тронище,

Что и вида такого сторонишься.

А у трона сундук в сталь окованный

Манит так будто он заколдованный.

 

Подошёл. Отворил тот невежливо.

Там от духа осталось медвежьего

Голова да огромная шкурища.

На такого охотиться – сгубишься.

 

А под ними там белкой обшитая

Шуба кунья богато обвитая

Вокруг лука со стрелами вострыми.

Эка девица! Эко не просто всё…

 

Слышал в детстве: запомнились нравами

Жили рядом с общиною правыми

Люди добрые, наши же родичи.

С нами дружбу водили без горечи.

 

И была у них дочка-красавица,

Что с пелёнок охотою славится.

Дак могла и в лисицу, и в пташечку

Обернуться, да хоть бы в букашечку.

 

Не видал свет такой вот охотницы

И медведя она не сторонится,

И на змея ходила бесстрашная

Сердцем, духом девица отважная.

 

Её удали песни слагаются,

С нею дикие волки якшаются,

Служат ей словно псы подзаборные

И дела те для них не позорные.

 

Эко сердце как жаром окинулось!

Сзади на пол со стуком что кинулось?

Повернулся. Эх, дева мне дадена,

Ишь, у ног на медведя рогатина.

 

Не смеётся, не плачет, не сердится.

Говорит мол пора бы проветриться,

На охоту идти - дело-дельное.

От сидения тело бездельное.

 

Как поклоном взяла-то рогатину!

Словно та ей родимою матерью.

Повернулась меня приглашаючи.

Я за ней, как телок брёл шагаючи.

 

Не сдержался, спросил в нетерпении

Отчего, мол, ушла из селения?

Отвечала, слова мол причинами,

Чтоб с родными расстаться общинами.

 

Мол, мужчины, в охоте что ленятся

Злою завистью к женщине стелются.

Мол, не бабье то дело – охотится,

Всё обидой ударить торопятся.

 

Мол, обиду ту слушать замучилась.

С тем ушла от того и отмучилась.

Даже здесь было – прошлое встретила

Так ушла из него, как заметила.

 

Захотелось мне к дому родимому

Рассказать люду славно-общинному,

Что она не пропала, живёхонька

И живёт с красотой, здоровёхонька.

 

Стал ей наше родное рассказывать

Даже волчью личину показывать.

Звал её вновь вернуться на родину

Да видать на слова я юродивый.

 

Так и эдак, и боком, и передом.

А она то ли злится то ль вредина

Всё молчит, наклонивши головушку,

Как не слышит. Меня-то – соловушку.

 

Сердце в рёбрах нещадно колотится,

Кровь по жилам скачками молотится,

Обхватил тут за плечи красавицу

Да к устам притянул ту упрямицу.

 

Ох, я радости пуще не видывал.

Сам себе безразмерно завидовал –

В света ясного гущ погружённые

Мы стояли вдвоём поражённые.

 

Отстранились, самим аж не верится,

Что дорога нам светлая стелется.

Как красиво она улыбается!

Свадьбы день не спеша назначается.

 

И теперь перед вами, родимые

Мы стоим меж собою любимые.

Просим вашего благословения.

Не тяните, родные, с решением.

 

9.

 

В старину, временами глубокими.

За горами до неба высокими,

Среди леса еловой личиною

Жило племя людское общиною.

 

Племя древнее было и мудрое.

Время тёмное было и трудное

Да с тех пор, как охотник с охотницей

К ним примкнули, дела у них спорятся.

 

Прилетали и гости незваные,

Что до встречи давно уж желанные.

Да и сами гостями гулялися,

На Рух птицах домой возвращалися.

 

В год и свадьбу устроили ладную

Да шумихою радость стократную.

Там и жили при счастье уверенно

Время всё, что им было отмерено.

 

 

31.12.2016 год.