Кому на Руси жить хорошо
Ну кто ж гурманство бросит добровольно.
В сметане раскраснелись караси…
Размашисто вчера писалось. Больно
он обличал все беды на Руси,
сочувствуя крестьянам — как выносят,
ведь жить-то беспросветно-тяжело.
Он в карты выиграл намедни тысяч восемь.
Министр вздохнул - опять Вам повезло,
при даме кто же думал о валете.
Домой уехал в дорогой карете.
Довольный сам собою, между нами.
Внутри рябил узорчатый атлас.
Запятки острыми утыканы гвоздями —
цепляются мальчишки, каждый раз
ведь ранятся — а могут и убиться…
Он роскошь приспособил к бытию.
И выписал собак из-за границы
в довесок к иностранному ружью.
И в этом приспособившемся мире
дружил с Панаевым и спал с его женой.
Безбедно с ними жил в своей квартире,
а помер друг, женился на другой.
Была-то — Фёклой, стала — Зинаидой,
и это ведь совсем не для игры —
она до смерти стала ему свитой.
Завёл диван особый для хандры,
вдруг вскакивал с него, бродил по дому,
и щупал потолочные крюки,
и каждый был ему давно знакомым,
но вешаться вот снова не с руки.
И требовал, чтоб в супе был укроп.
И тяжело болел.
Так и угас.
Толпа несла по небу мёрзлый гроб,
как знамя выставляя напоказ.
Цветы пожухли тотчас на венках.
«От русских женщин», «От социалистов».
Запомните поэта на века.
Неужто скорбь не искренна на лицах.
Казалось, что не плакать нету сил.
Тут собралось, как будто, пол-столицы.
А Достоевский с Пушкиным сравнил,
студенты ж возразили — выше! выше!
А слава ТАМ его ещё колышет?
Ну да, он был, наверно, странный барин,
но кто решится бросить в него камень.
