Дым-предсказатель
Алёнка, с трудом дотащив тяжёлый табурет, взобралась на него и уставилась в окошко. Смотреть было особенно не на что – промозглая весенняя сырость хозяйски завладела деревушкой, и на извилистой улочке было не видно ни души.
Впрочем, окно располагалось так высоко, что хорошо рассмотреть девочка могла только набухшее небо да устремляющийся вверх дым от трубы. Некоторое время девочка развлекалась, наблюдая за причудливыми дымными узорами, а затем уставилась на продрогшие ветви деревьев, цепляющиеся за низко проплывающие свинцовые тучи. Клочья воздушного рубища оставались на крючковатых древесных пальцах, да не грел этот призрачный покров - Алёнке мерещилось, что озябшие стволы даже пронизывала дрожь.
Нахохлившийся чёрный ворон, устроившийся на голой кроне, хотел посмеяться над глупостью деревьев, но простуженное горло выдало только рассерженное карканье. Расстроенная птица, досадливо взмахнув глянцево-чёрными крыльями, улетела прочь.
А ведь как хорошо было на улице ещё три недели назад, когда трещал славный морозец, глубокие белоснежные сугробы мягкой тёплой периной укрывали стволы деревьев! Можно было натянуть шубку и валенки, и по расчищенной тропке выскочить к соседней избе, где живёт подружка Нинка, главное - осторожно обойти будку со злым Полканом.
А потом можно побежать к реке, покататься с невысокой, но ладной горки, поиграть в снежки, или вырыть в сугробе домик. Тяжело, конечно, зато, когда заберёшься в снежную ямку и уютно прижмёшься к подружке, становиться совсем тепло!
Но сейчас к Нинке нельзя – болит горло, и бабушка запретила выходить на улицу. Скучно и грустно!
Алёнка сползла с табурета и прижалась к ласковому боку печи, однако плохое настроение не отпускало.
- Почему окошки так высоко, мне ничего не видно, - захныкала девочка, подцепив ноготком свежую побелку на печке. Отколупнутый кусочек её не удовлетворил, и шустрые пальчики, найдя себе забаву, торопливо продолжили игру.
- А ну на балуй! – прикрикнула бабушка Мария, занятая просеиванием муки. – Осерчает печь-матушка, а с ней и дымовой!
Алёнка, зная, что с бабушкой шутки плохи, особенно когда она занята замесом хлеба, отскочила от печи. Некоторое время она наблюдала, как сильные полные бабушкины руки с закатанными до локтей рукавами ловко справляются с работой.
Полная грудь от размеренных движений ходила ходуном, на вспотевшем лбу, перетянутом белоснежной косынкой, блестели капельки пота, а из деревянного решета, подобно свежему снежку, резво сыпалась рыхлая мука. Тем временем бабушка заговорила, не отрываясь от дела, и глубокий грудной голос зазвучал ровно и ладно, будто женщина не трудилась, а отдыхала на завалинке.
- Избу эту ещё твой прадед сложил, а окошки специально высоко расположил, чтобы тепло сохранялось да на небо любоваться было можно.
- Чем там любоваться? – удивилась Алёнка, - небо серое да дым седой.
- Любоваться красотой природной, - пояснила Мария, доставая приготовленную с вечера квашню – тщательно растёртый в закваске кусочек теста, сдобренный тёплой водой и мукой. – А дым седой-то оттого, что старый и мудрый он – предсказывать умеет, что дальше будет.
- Это как? – удивилась Алёнка, заворожённо уставившись на мельтешащие бабушкины пальцы, ловко вымешивающие тесто в новой порции муки.
- Дымок - то - неба частица, затвердевшая и к земле спустившаяся. Коли густой он – быть достатку, а ежели слабой струёй бьёт - то к бедности.
Бабка Мария на минутку примолкла, перевела дыхание, и вновь опустила крупные ладони в нутро мягкого теста.
- Дым вверх столбом - жить хозяевам долго, а то и к скорой свадьбе. А вот если дым облачками, прерывается – к испытаниям, к болезни. Дым валит вниз – то смерти верный знак, а если внутрь дома пойдёт – то это к раздорам. Дымовой, значит, серчает, задобрить его надо молочком или другим лакомством.
Алёнка вновь вскарабкалась на табурет, и пристально всмотрелась в небо.
- Бабуль, но дым не столбом, ни облачком, вроде ровно идёт, только в косицу кверху скручивается, - недоуменно произнесла девочка.
- А это к дороге, - улыбнулась Мария и аккуратно переложила готовое тесто в деревянную бадью, накрыла чистым рушником. – Даст Бог, через месяцок поедем с тобой по железной дороге на поезде, на Кубань, к моей племяннице.
От плохого настроения не осталось и следа. Пока Мария ставила к печи квашню с готовым тестом для подъёма и готовила внучке ромашковый отвар для полоскания горла, девочка радостно носилась по избе, засыпая бабушку вопросами о предстоящем путешествии, пока последняя, утомившись, наказала Алёнке утихомириться.
- Садись у печи и смотри за тестом, - приказала она. – Если ровно каравай поднимется, всё у нас сложится, а коли какой хлебушек накренится, быть в пути затору.
Алёнка послушно присела на скамеечку. Поглядывала на печь и представляла неведомую пока Кубань. Бабушка сказала, там вишня крупная и сладкая, а ещё растёт черешня, и они обязательно сходят на ярмарку, лишь бы хлебушек испёкся ровненький…
Один хлебец, самый маленький, всё же накренился. Бабушка как раз вышла управлять скотину, и Алёнка, схватив грубую холстину, торопливо вынула хлеб из печи и спрятала за печку. Пусть домовой, или дымовой, как его бабушка зовёт, полакомится, а если не захочет – Алёнка завтра им Полкана угостит. Не жалко, главное, чтобы путешествие не сорвалось.
