Русский Шагирт. Глава 10. Знакомство

Александр в задумчивости сидел около кровати, в который раз рассматривая и удивляясь своему сходству с раненым.
Сколько помнил Александр своё раннее детство, всегда рядом был дед, Фёдор Фёдорович, среднего роста, сухопарый и подвижный седой старичок, который много рассказывал об истории семьи. Особо дед любил рассказывать о двух семейных событиях, между которыми был разрыв по времени больше, чем полвека: о встрече своего отца Фёдора Петровича с царём Петром Первым у родственников в Польше и о рождении его, Александра, которое произошло в день казни лжеимператора Емельяна Пугачёва 10 января 1775 года.
Тогда Пугачёва в клетке, как дикого зверя, везли по улицам Москву на Болотную площадь, а жители устремились увидеть главного бунтовщика. Вышла посмотреть на него и Дарья, молодая жена Ивана Фёдоровича и будущая матушка Александра. Она, впечатлительная натура, настолько испугалась картины закованного в кандалах и помещённого в клетку с металлическими прутьями человека, что упала в обморок, а когда её привели в чувства, в тот час же и родила.
Когда Александру исполнилось шесть лет его отец, Иван Фёдорович, купец и фабрикант с многотысячным годовым доходом, обратил внимание на интерес сына к инженерным и артиллерийским наукам, размышлял недолго и однажды на семейном ужине объявил: «Эта тяга к инженерным и артиллерийским наукам от прадеда Яна Петровича идёт» и определил его в кадетский корпус. Семья прадеда по женской линии происходила из голландцев, деятельных инженеров - металлургов, которым Россия предоставила и дом и дворянство.
Отцовские деньги, связи и бабушкино дворянство, после обучения произвели Александра в младшие офицеры, а личная храбрость, отвага и умение артиллериста закрепили его положение среди сослуживцев, как надёжного боевого товарища. Он побывал уже в нескольких переделках, был ранен и считался опытным офицером.
В январе 1794 года вместе с назначением нового российского посла Речи Посполитой для охраны российского представительства в Варшаве караульному подразделению графа Николая Зубова были приданы две небольшие лёгкие конные пушки - единороги с командой артиллеристов во главе с прапорщиком. Так молодой офицер и оказался в Варшаве.
После встречи с раненым, Александр почти каждый день навещал лазарет, так как эту встречу считал неслучайной, а устроенной высшими силами; память услужливо подсовывала ему семейные предания о родственниках-поляках. Раненый поляк в бреду расспрашивал и рассказывал, звал кого-то, предупреждал и, тем самым, ещё больше возбуждал любопытство офицера.
Очередным туманным зимним утром Станислав очнулся от острой, пронзительной боли и своего стона. Почувствовал, как кто-то приподнимает тело, протаскивая полотно под ним…. Дёрнулся, попытался открыть глаза, но не смог, не давала плотная повязка на голове. Когда осознал, что находится в лазарете, стал вслушиваться в чужую речь и в отдельные слова, стараясь вспомнить русский язык и понять сказанное. Услышал обращение:
-Что, милейший, с возвращением, - жёсткие руки поправили повязку на глазах, затылке и осторожно двинулись по спине, временами останавливались, давили и причиняли боль, которая заставляла мычанием отзываться на неё. – Молодец, теперь пойдешь на поправку. Вот братец - то обрадуется!
Но Станислав промолчал, решив пока побыть бессловесным, а чтобы занять время, стал восстанавливать в памяти случившееся и привыкать к боли; раны на спине отдавали в голову, а память ускользала, не подчинялась…. И он снова провалился в темноту…. Пришёл в себя, задвигался, пытаясь привлечь к себе внимание, застонал.
-Очнулся…. Сейчас, милок, воды подам, - всё тот же спокойный голос,- а вечером кашей накормлю да отваром угощу….
Почувствовал ободок кружки или котелка, поднесённого к губам, запрокидывая голову, попытался сделать несколько мелких глотков, но только смочил губы и облился.
-Ничего, не торопись, ещё попробуем …,- но видя, что раненый не может справиться, убрал посудину. - Сейчас помогу. - Достал чистую белую тряпицу, помочил в кружке с водой и приложил к губам,- на-ка, посмакуй. Как тебя звать-то мне, братец?
Станислав промолчал в ответ и затих, устав от первых непривычных движений. Он расслабился и слушал свои ноющие раны; через некоторое время боль отступила, позволив окунуться в воспоминания того дня, когда он оказался в каменном мешке с воинственно настроенными солдатами. Защитники дома какое-то время успешно отстреливались от русских, а он сидел безучастно в углу, решив не нарушать семейных запретов, а подчиниться судьбе. В треске выстрелов, в дыму и беспорядочных передвижениях солдат вдруг увидел, как на середину комнаты упала ручная граната, не задумываясь, схватил её, бросил назад в окно и, отскочив в угол, упал на живот. Наверное, так было угодно Богу - граната разорвалась прямо в оконном проёме комнаты. Станислав почувствовал, как тело оторвало от пола, потом с силой бросило назад и через мгновение показалось, что мышцы на спине выворачиваются наизнанку, а следом ослепила налетевшая боль.
Воспоминания накатывались отдельными картинами: то он видел себя кровавой кучей, ползущей по улице, то без рубахи, корчившимся от боли в лазарете, с нависшим сверху лекарем, выковыривавшим из спины металлические осколки гранаты…. Вдруг, видением в проёме двери мелькнул младший брат Александер в форме русского офицера…
Застонал громко, протяжно, отгоняя от себя боль и воспоминания. Подождал и как только услышал знаковый голос: «Что, братец ты мой, совсем плохо…»,- тихо и неуверенно прошептал имя брата: - Александер?
-Ваше благородие - то? Скоро будут… Кажный вечер заходят, спрашивают о тебе или сидят рядом на краешке кровати, рассматривают и молчат. Въюноша, а уже серьёзные…. Да, что говорить: война и смерть быстро заставляют взрослеть. Сейчас да придут, ожидай милейший.
Опять провалился в сон, но внезапно проснулся от пристального взгляда, как не спал вовсе, и замер в предчувствие ожидаемой встречи. Мгновение лежал без движения, после чего осторожно начал водить вывернутой рукой по кровати, пытаясь дотронуться до гостя, но не смог этого сделать и тихо позвал:
-Alexander, jeste; tutaj?*
Александр сидел в его ногах, чувства жалости и боли заполнили его; непроизвольно подался вперёд, прислонился ладонью: -Здесь я…,- почувствовал жар, хотел обратиться к фельдшеру, но передумал: -Я, Александр, русский офицер. Фельдшер сказал, что Вам лучше. Я рад этому, - помолчал, - как мне к Вам обращаться?
Станислав вслушивался в речь гостя: в голосе и интонации было что-то знакомое, но всё же он ошибся - это не его брат. А, вероятно, очень похожий юноша. Вспоминая русский язык, тщательно подбирая слова, тихо произнёс:
-Я поляк, Станислав. Прошу простить меня: когда я увидел тебя, был болезненный, возбуждённый и ошибочно принял за младшего брата Александера. Вы с ним очень похожи. Ещё раз прошу простить меня, - и устало замолк.
-Ну, что Вы, право…, - Александру стало неудобно, что он заставил разочароваться раненного,- а знаете, я нахожу нас с Вами очень похожими. Снимут повязку с глаз - Вы сами увидите наше сходство. Давайте, договоримся так: у Вас сейчас много свободного времени и у меня бывает…. Будете рассказывать мне об Александре, о своей жизни и семье, а я Вам,- и успокаивающе погладил ладонью его руку.
У них установились добрые отношения: Станислав, которую встречу подряд, неторопясь, с любовью рассказывал о своём младшем брате.
Вскоре он быстро пошёл на поправку, стал самостоятельно садиться на кровати, а когда сняли повязку, начал передвигаться, привыкая к забытым движениям и к свету. И каждый вечер с нетерпением ждал Александра, который внезапно исчез и не появлялся в лазарете уже длительное время.
*-Александер, ты здесь?