Чужой

 

Мне снился город.

Северный, большой,

подтянутый и строгий, как полковник.

Мы вроде бы там жили хорошо,

любили этот город всей душой,

но я почти что ничего не помню.

 

Ни парков, ни заборов, ни дворов,

ни школы, ни качелей, ни трамваев...

Но помню: вот бежим мы на паром,

за руку мама тянет: "Слушай, Ром,

давай быстрее - ну же! Опоздаем..."

 

И запах помню.

Мятным леденцом

сквозило от продрогшего лимана,

и мама с хмурым выцветшим лицом

стянула обручальное кольцо -

засунула под пуговку кармана.

 

Потом вокзал - в тени кривых берёз.

В окне вагонном - строй забытых строек.

И всхлипы мамы под тыдым колёс,

попутчицы не сдерживали слёз:

"Не плачь, девчонка, он того не стоит...."

 

Пути-пути...

Им не было конца,

и все, как на подбор, - в тупик и мимо:

петляли мы без цели - на ловца.

Как два тревожных маленьких скворца,

кружили мы над гнёздами чужими.

 

Нашелся рай - прабабкина изба.

И степь без края - долгое раздолье!

Гусиный пруд, каникулы, игра.

"Домой, Роман!" - "Ещё немного, ба...."

И сон без снов.

Без задних ног.

Без боли.

 

Под вечер как-то в дом вошёл чужой -

пальто до пят, в плечах косая сажень.

Взгляд скомканный - на мать, скупой смешок:

"Ты не держи обиды, хорошо?"

Меня, похоже, не заметил даже.

 

Он шёл к калитке, втаптывая в снег

последние надежды на "однажды"...

Зима мельчала, и казалось мне -

обида ускользает вместе с ней

бесшумно - самолётиком бумажным.

 

Мне снова снился город. Сад и дом.

Я вспомнил всё: мосты, дворы и лица.

Мы в школу, взявшись за руки, идём

с букетом астр под стареньким зонтом,

торопит мама: "Опоздаем, Ром..."

 

А вот отец ни разу не приснился.

 

* картина Анны Саливончик, из открытых источников