Река Тишина

РЕКА ТИШИНА

 

2022 — 2023 год

 

Сколько может выдержать человек? Гораздо больше,

чем ему кажется. Человек может много, может всё

и ещё столько же.

Даниил Гранин

 

* * *

У излуки неспешной, одетой в туманы реки,

где осины дрожат, где тревожно вещунья-звезда серебрится,

где остатки моста подвесного и плачет седая зегзица,

мы разбили надёжную нашу палатку, достали немного муки

и пожарили хитрую щуку. Такое хорошее дело.

Ты шепнула: — Люблю нимагу… И немного несмело

развернула подарок, а там… золотое кольцо.

Я сказал: — Соглашайся!.. Но ты удивилась: — Кривые

мои пальцы украсить? — А ты посмотри на живые

облака и деревья… Тогда, поднимая лицо,

ты заплакала: — Боже, так это всё наше — вся сила

бледной дурочки-жизни. Но, как я тебе говорила,

я пойду за тобой до конца. А кольцо — это глупости, да…

 

И смеялась река, и высоко-высоко вещунья-звезда

разгоралась всё ярче и ярче… А быть может, слезила

слабовидящие глаза? Так отныне любила

нас вот эта гордячка рисковая

умница-жизнь.

 

* * *

Шелка июньских трав разгладил вечер,

а я развёл костёр и подкатил

твою коляску, тормоз опустил,

и сосны собрались вокруг на вече.

Они стояли молча и не знали,

что говорить о странных вот таких

двух чудаках, — один, быть может, псих,

да и вторая в здравии едва ли.

 

Я целовал тебя, как в первый раз,

а после с чайной ложечки короткой

картофельным пюре кормил. Но тропкой

берёзы подходили и рассказ

о нас вели: они, мол, не вполне

с ума сошли, а просто любят воздух,

и небо в облаках, и небо в звёздах,

и жизнь саму, и смерть, и мох на валуне.

 

* * *

Прядает лось в тишине ушами,

шепчет о чём-то своём ольшаник,

дятел юродствует на сосне.

Вот я стою на коленях — угли

так раздуваю. И слышу: стук ли

или дыхание, как во сне?

Только дымок сероватый вьётся,

только последняя спичка жжётся,

и по руке муравей бежит.

Думаю: «Мог умереть, а выжил.

Мне бы таким тихоходом рыжим

жить на земле! Непременно жить!»

Дунул ещё — полыхнули ветки,

словно зверёк заметался в клетке,

алым хвостом подметая ночь.

Ты, как беда, у костра стояла,

словно ты, нежная, из металла

в чёрной коляске своей. — Помочь?

Холодно? — Ах, перестань, Серёжа!

Что с меня? Кости одни да кожа.

Только нет-нет, не хочу на Юг!

Это не наше — чужое море.

Стыдно за всё. Понимаешь, горе —

жалко людей… — Это да… И вдруг

тихо добавил: — Ой, чудо, знаешь,

я ни одну бы другую замуж…

— Знаю, мой милый… А где-то, чу,

крикнула птица почти по-вдовьи.

Кто же мы? Кто? Без такой любови —

палые листья?

— Летишь?

— Лечу!

 

* * *

Высоко-высоко, где Великий аттрактор,

этой жизни таинственный архитектор

наблюдает нашу любовь и муку —

то прибавит дождя, то обрушит снег.

В темноте мы тепло узнаём по стуку

наших бедных сердец. И кажется, человек —

посреди Океана крупинка соли.

То ли смерти боится, бежит от боли,

то ли вызов бросает Царю царей.

Содрогается тонкий брезент палатки,

и качается лес беззащитный, шаткий.

— Слышишь, дерево ухнуло? — Всё, забей!

Засыпай, пожалуйста. Всё в порядке…

 

* * *

Помнишь, откуда на тенте заплатка?

Ветер тогда, на Заливе, рванул,

и опрокинулась наша палатка.

Ты засмеялась: — Котик, манул,

не закрепил! — Ну сама-то растяпа…

Так до сих пор протекает слегка.

Станешь походное варево стряпать,

тут и обсохнешь у костерка.

 

Горький дымок, молчаливые сосны.

Сяду в палатке. Я сам себе царь.

Ты меня жди потому, что я послан

очеловечивать сонную хмарь

или шагать, по замшелости ствольной

взяв направление, и на ходу

рапортовать: — Хорошо и не больно!

Шуша, сигнальную вижу звезду!

 

* * *

Мне снилось: перекатная вода,

над луговиной бабочки круженье

и женщины неясное волненье

в предчувствии чудесного плода.

 

Так слово, догорая на губах,

молчит, но возрождается из пепла.

Гудит сосна, исполненная ветра,

небесный Бах с вершиной в облаках.

 

А там настало утро. Я свою

убрал палатку, шёл куда-то к югу.

Ну что сказать? Я видел злую штуку

по кличке «Жисть». И я теперь её люблю.

 

* * *

Над сырой поляной безбрежный космос —

его бортовые огни.

Я лежу у костра где-то в районе Тосно,

чувствую, как заживают ступни.

 

Доберусь домой, приму душ, постираю,

картошечки наверну.

Человек проходит, как долото по краю —

по брусу ли, по бревну.

 

А теперь остаётся совсем немного —

последний рывок и всё.

Над землёй горит созвездие Козерога,

и рифмуется мой висок —

листок, колосок,

дорога…