К ОКТЯБРЬСКИМ ДАТАМ (цикл из семи стихов разных лет)
ПРАЗДНИК
День единства
толпы дразнит
братством роскоши с нуждой.
Непонятный этот праздник
пахнет дракой и враждой.
В балаганах звон словесный,
бесконечный шум и гам,
невесёлый люд окрестный
жмётся, молча, по углам.
Мне от этого трезвона
тошно так, что хоть умри.
Богородицы икона
успокой и усмири,
чтобы всех нас не носило
по мытарствам взад-вперёд,
чтоб исчезла вражья сила,
что веками предаёт.
По былью, где ветер свищет
призрак бродит Ильича.
На ходу бездомный нищий
чью-то сумку рвёт с плеча.
ПТИЦА-ТРОЙКА
Всё так же Русь, как птица-тройка,
под звон державных бубенцов
на дальний свет летит, вот только
или пурга со всех концов
накроет вдруг, а то заплачут
дожди о злой её судьбе
или ветра переиначат
её сказанья о себе.
Не укатают ли до смерти
лихую тройку кучера?
В зрачках их липких пляшут черти,
мешая завтра со вчера.
Во всю длину хлысты для порки
в кровавой пене от битья…
Земного – сколько птице-тройке
ещё отмерено житья?!
Волхвы пугают мелкой дрожью
божков у жертвенных костров,
а тройка мчит по бездорожью,
кляня хлысты и кучеров.
ВЕРА
Два раза поменяли веру
в одно столетие,
не много ль?!
Вошли в измену и аферу,
а во всех нас вошёл Чернобыль.
Мы все с ущербом и изъяном
и овцы с придурью и волки,
нам по лесам и по полянам
век собирать свои осколки.
В сетях окопов и подкопов
вся Государственная Дума,
но средь горластых "протопопов"
ни одного нет Аввакума.
ИСКАРИОТОВ
Хлюст, берущий выгоду измором,
по тропе, как водится, кривой
объезжает боевым дозором
погреба державной кладовой,
чтобы не исчезли вдруг из виду
к ним подкопы тайные из глаз,
чтобы по кормушкам панихиду
не пришлось служить, не ро́вен час.
Глянешь – патриот из патриотов
этот записной Искариот –
раб циничных денежных расчётов,
с подлости снимающий доход.
Мечет искры прокурорским взором,
грозный демонстрирует вокал,
жжёт глаголом и клеймит позором
то, к чему когда-то призывал
мудрый господин Искариотов –
мэтр приспособленческих наук,
виртуоз сверхбыстрых разворотов,
пашущий не покладая рук.
МАЙНА-ВИРА
Мир, который знали мы,
канул в Лету безвозвратно,
словно не было в помине.
Новый – зло и аккуратно
предаёт могильной глине
наши гимны и псалмы
с их полётом – «майна-вира».
Устарела наша лира.
Еле слышно плачет ночь
мелким дождиком осенним –
вдовьих слёз тихи накаты.
Позабыть бы со смиреньем
нас постигшие утраты,
в порошок их истолочь
и по ветру все развеять,
чтобы в землю слёз не сеять.
В доме том, что стал вдруг сир,
от благих советов тесно.
На советы падок мир –
дешевизна их известна.
Денег стоит лишь шумиха,
что вокруг ведётся Лиха.
Ночь, война средь мук и корч…
Лик святой – замироточь!
ПИШУ О ТОМ...
Ночь, не гляди пытливым оком
на откровения строки́ –
не принимай её в штыки,
она рассудку вопреки
ударить может нервным током.
Пишу о том, о чём моя
душа молчать уже не в силах:
о глотках порванных и жилах,
о свежевырытых могилах
на зыбких топях бытия;
о крови братской, что рекой
течёт по весям нашим снова,
что воевать для нас не но́во,
о том, что рядом всё багрово,
а горизонт затянут мглой.
Пишу про колокольный звон
с густым молитвенным замесом
над полем русским и над лесом,
покоя не даёт он бесам,
их окружив со всех сторон;
о том пишу, что вся в дыму
Звезда Надежды прямодушной
глядит с небес на мир двурушный,
пустоголовый и тщедушный
и не даёт пропасть ему.
НАШИМ
«Гром победы, раздавайся!»
Гаврила Романович Державин
За нашу победу,
за наших! –
в когда-то единой стране.
За мёртвых, живых и пропавших
в навязанной всем нам войне.
Потери, потери, потери –
с подсчётами их наперёд.
Ряды наши так поредели,
что оторопь в клещи берёт.
И всё же – за нашу победу!
Пусть край горизонта свинцов,
пройдём по священному следу
и дедов своих и отцов.
Не нам ли – их детям и внукам
знать, глядя в багровую муть,
что будет хожденьем по мукам
до полной победы наш путь.
Пройдём сквозь утраты и беды,
гоня все неверья взашей,
и станет гром нашей победы
кошмаром для вражьих ушей.
