Новоселье
НОВОСЕЛЬЕ
Гатчина 2016 г.
* * *
С утра приветствуют меня
и липа, и жасмин.
В чём счастье? Хлеба и огня
добыть себе самим!
А небо начало темнеть,
благоухает куст.
Уходит жизнь, приходит смерть-
разлучница. И пусть.
О, всё в единстве мировом:
и я, и ты, мой свет,
огонь в пространстве шаровом,
и ход ночных планет.
И если дышит тишина
и шелестит трава,
то значит, ночь моя нежна,
твоя любовь права.
* * *
Я поселился в тихом городке,
где Павла тень и ядерный реактор.
Четыре тыщи было в кошельке,
и в голове роились рифмы — фактор
не слишком утешительный, когда
тебе под пятьдесят и надо трижды
таблетки принимать. Ах, ерунда
всё это стихотворчество. Но ишь ты,
какие вишни, яблони! Какой
над Гатчиной летит собора купол!
И пушкинской ямбической строкой
писать легко, хотя довольно глупо.
Какие там стихи во времена,
когда погибла древняя Пальмира?
Когда весь мир на грани? Больше — на
одном лишь волоске! Какой Де Ниро
спасёт его? Стихами говорю,
чтоб сердце разорваться не успело…
Кислотный дождь гуляет по двору,
где торжество сирени закипело,
где ветка клёна громко то и дело
стучит в окно — там Яндекс точка ру.
ЮБИЛЕЙ
1.
Совпали юбилей и новоселье.
Три гостя было. Скромное веселье,
подарок (как положено, он вазой,
конечно, оказался), куча грязной
посуды и отчаянье — вся прелесть
таких вещей. Дождя унылый шелест.
2.
Могло быть лучше, но не состоялось.
Мне пятьдесят, что вызывает жалость
со стороны поклонниц на Фэйсбуке.
Они предполагают, что сэппуке
я предпочту деменцию, альцгеймер.
Они мудры, но всё-таки не в теме.
3.
Они мудры, но, бог ты мой, на свалке
проводят время вечерами, лайки
подсчитывая, споря, президенту
пора в отставку или нет? Френдленту
просматривая: кто куда поехал,
кто что сказал, а кто икал от смеха?
4.
Но не смешно, и я зело печален.
Наш дольний мир Освенцима печами
не более приближен был к распаду,
чем интернетом. Отключу и сяду
под лампой, томик Бродского раскрывши.
Дождь шелестит. Вороны спят на крыше.
5.
Дождь шелестит, и мир пока реален,
хотя уже любой из нас избавлен
от роскоши общения. Мне больно.
Мне пятьдесят, и я добавлю ноль, но
опять увижу, мучимый хворобой,
всё тот же мир и перейду в загробный.
6.
Но, перейдя туда, я не исчезну,
а попаду на диски — в эту бездну,
где всё слилось в потоке гигабайтов:
поэзия и визги психопатов,
Платон, и «Молот Ведьм», и «Гайавата»…
Вся эта жуть безумием чревата!
7.
Сказать по правде, я и сам немного
того… но между прочим, я Сварога
пока с Христом не путал. Так что буду
легко с посудой рифмовать Иуду,
и может быть, ещё немного света
пролью на русский сектор интернета.
* * *
В полночь окно отворил, а в саду тишина.
Листья беззвучно срываются с дерева на
спящую землю, как лета любовные письма.
Да избегает душа моя ныне и присно
всякого зла! Постою и прислушаюсь: нет,
нет ничего в темноте, кроме звёзд и планет,
и на меня устремлённого Божьего ока.
То-то какая-то музыка где-то
далёко-далёко…
* * *
О, никому не объяснить,
какая тоненькая нить
меня и мир соединяет!
Она звенит, она стальная,
и режет плоть, и дух двоит.
Так изгоняем был Давид,
так птицы погибают в море,
так принцу душно в Эльсиноре,
так Бродский, сосланный в тайгу,
затосковал. Куда бегу
ночами в темноте кромешной?
Пустая улица, скворешни
пятиэтажок, светофор,
таблетки (этот приговор
в коробочке за преступленье),
два свитера для утепленья
томимой холодом крови,
и выползает из травы
туман белёсый. Сердце тяжко
стучит — ему знакома Пряжка,
и санитаров хохоток,
и капельницы хоботок.
О ты, мой вянущий цветок,
душа безумная, бедняжка!
* * *
Levis est labor omnis amanti
Колясочкой уютненькой поскрипывать,
баюкать жизнь на улице Филиппова,
в бутылке молочко разогревать,
делить с женой широкую кровать…
Но не сложилось — муза сумасшедшая
ко мне ночами прилетает, вешая
лапшу, куда не попадя, трындит
всю ночь дурында: — Нукося, иди
ты в обществе жены своей калеченой
туда, где люди вовсе не замечены!..
— Согласен! — отвечаю, и звезда
глядит в окно холодное сюда,
где жёнушка посапывает, лапушка.
— Спи, милая! Тесна твоя кроватушка,
две тонких ножки, ручки, голова…
И снятся небывалые слова.
«Levis est labor omnis amanti» — лат.
для влюбленного любые трудности легки
* * *
Сутулый дождь гуляет в темноте
под вязами среди пятиэтажек.
Окно открыто. Чайник на плите,
и на столе, среди немытых чашек,
мой черновик. А что ещё сказать
о жизни? Как сложна! Необъяснимо!
Но до сих пор я чувствую азарт
исследовать… Ах да, я помню, Дина
меня когда-то увлекала. Ну,
всё кончилось бесследно в одночасье,
как деньги. И теперь я не пойму,
что это было? Думаю, что счастье
(учитывая склонности её
к ведению домашнего хозяйства).
А мне давно другое бытиё
предназначалось — в меру разгильдяйства
и творчества без меры. Потому
спит в комнате соседней хромоножка.
Я лучше не нашёл себе жену
и родину. И на коленях кошка
урчит, пока я вглядываюсь в ночь,
где вязы пожилые облетают.
И дождь идёт. И горю не помочь.
А может быть, и счастью. Я не знаю.
* * *
Нагадали ноябрь фонари,
и летят мотыльки голубые,
укрывая листву. Подари
мне, судьба, как при хане Батые,
прямо в горло стрелу! И тогда
босиком по колючему снегу
побреду я: седа борода,
и в котомке краюха. Онегу
миновав, для бродяг монастырь
в непролазных построю болотах.
А пока лишь берёзы, пустырь,
снег лежит на футбольных воротах.
Что успел в этой жизни? Да так…
пару строк сочинил, натуманил,
заработал тепла на пятак,
и на гривенник — счастья, изранил
и себя, и других. А следы
остаются на белой постели.
— Значит, лечь в эту глину?.. — Иди,
будь готов — за тобой прилетели!..
* * *
Марине Федулиной
Что ещё ты напишешь — венок сонетов, роман?
Приобретёшь внедорожник или поедешь на самокате?
Будешь играть на саксе или твоё призвание — барабан?
Проведёшь полгода в Хургаде или в сумасшедшей палате?
Собственно, кто ты — инвалид или не инвалид,
вьюга стучит в окно или айвы зелёная ветка,
что у тебя — водка или чай по стаканам разлит?
Главное, ты живая! Ты слышишь, детка?
То есть ты отличаешь предательство от любви,
не лебезишь, ни за какие деньги не продаёшься
и остаёшься собой… Это, пожалуйста, заруби
на носу и на капоте своего «запорожца»!
