Безумие 2020 г.
БЕЗУМИЕ 2020 г.
* * *
«Безумие» — вот слово для страны,
где маги, оккультисты, колдуны
и батюшки, не знающие Бога.
Когда причастье заменяет йога,
что ни подросток, то наркоша, псих,
и каждый гениальный хочет стих
оставить человечеству зачем-то.
Уже и не страна, а вся планета
во что-то верит. Спросите: «Во что?»
Что Конь придёт в малиновом пальто,
ударит оземь огненным копытом,
построит замок в космосе открытом
и всех, кто жил, увы, без головы,
Он воскресит… А как спасётесь Вы?..
* * *
Прясть кудель густую Клото устала.
Мы сидим на кухне: буханка, соль,
острый нож и розовый ломтик сала.
Что касается счастья, то счастья мало,
счастья мало — имеется алкоголь.
Дербалызнем, голубушка! Но снаружи
над посёлком снежная круговерть.
Мы в Госдуму (то-то никто не тужит)
сочиним послание: «Всюду лужи
слёз и проч…» А ну-ка давай конверт!
Через девять месяцев нам отписка,
вероятно, будет — да это что ж!
Счастье близко-близко: вьюга, баланды миска
и в соседней камере активистка
оппозиции Н. Сивохина… И Ходорковский то ж!..
* * *
Тротуарный кирпич загорелый таджик
молоточком своим на проспекте с рассвета
подбивает, столичный нахрапистый шик
обеспечив прохожему. Что мы про это
можем знать, если мимо и мимо спешат
разодетые толпы? Какое им дело,
что у этого парня большая душа
и большая семья? Мускулистое тело
передвинет немного и снова кладёт
по кирпичику в эту дорогу чужую.
Что тебе до его бесконечных забот
с регистрацией, бытом на нарах? Смешную
он отправит, наверное, сумму туда,
где его больше года не видели дети.
Ты пройдёшь и подумаешь: «А, ерунда!
Вот неровно опять уложили. Ну, черти!
Ну, бездельники!.. Господи, вот же кругом
настоящая роскошь и пальмы в подъезде!»
Так о чём это я? О стране? О другом!
Может быть, и о совести? Может, о чести?
* * *
Сейчас нас могло бы уже миллиард или два
на райской земле… Но и больше прокормит она.
Она-то прокормит, да что-то болит голова,
да что-то в проекте реформы,
зачистки, война.
Какой-нибудь Ленин опять нас пошлёт по степям
с тачанками сеять в татарский, густой чернозём
кругом черепа да берцовые кости, а там
убить человека легко — даже можно
гвоздём.
И будем друг друга мочить, а быть может, копать
лопатами вновь Енисейско-Каспийский канал.
А там и доносы строчить надоумят опять —
Иосиф не зря миллионы
в тайгу загонял!
И снова строительство ГЭС, депутатов Совет,
и снова ослепнем на площади Красной от слёз.
А может быть, нас научили за тысячу лет,
что плоть хорошо заменяет
коровий навоз?
* * *
Мы — немые, нас даже не нужно сажать,
Потому что таким не нужны сторожа.
Голубого заложники глаза
Не опасней, чем рёв унитаза.
Ни на полразговорца не хватит, ни на
Одинокое слово, но только най-на-
-най-на-на подпевает народец.
Что полковник ему и что горец?
Мы сидим и мычим а-о-ы-у-о-ы…
Безъязыкой, увы, не поднять головы.
Не яснее, чем речь иностранца,
Наши строчки в империи глянца.
В ней важнее прикид и важней макияж,
Чем о чём ты поёшь и за что ты продашь
В три минуты написанный шлягер.
Ты — не Осип! На что тебе лагерь?
И ни Слово уже не прочесть о Полку,
Ни детишек родному учить языку —
Только выть сквозь унылую вьюгу:
о-а-о-у-ы-о-у-гу-гу-гу…
* * *
Кругом стоят крутые тачки,
а ты коляску (тачку тоже)
с подругой катишь, и заначки
проел последние, похоже.
Мир представляется не то чтоб
несправедливым, но каким-то
неподходящим, чтобы способ
найти помимо динамита
его исправить. А парковка
забита так неосторожно…
Коляску ржавую неловко
катить, но в этой вот дорожной
толкучке, сутолоке душной
она удобней, чем тоёта
(скорее сжалишься над тушей,
в ней заключённой, бегемота).
Решаешь: «Время быстротечно,
и близко сумрачные бездны.
Зачем тревожить бессердечно
мир терроризмом бесполезным?
Давно от жизни шоколадной
непрочно счастье человека.
А что коляска?.. Хватит, ладно,
сто рэ на два нам чебурека!»
* * *
Как мертвецы с глазницами пустыми,
дома стоят, разграблены вчистую.
На глухомань уставилось лесную
слепое солнце, воссиявшее над ними.
Ещё недавно люди здесь любили,
детей растили, думали о чём-то…
Теперь их нет – теперь они в Торонто,
в Ганновере, а может быть, и в Чили.
Немногие оставшиеся бродят
среди развалин грубых и печальных.
Над мусором руин и кирпичами
вздымает сосны равнодушная природа.
* * *
Николаю Неронову
Внимательно следят, как часовые,
за тучами свинцово-грозовыми
здесь, на погосте, сосны вековые
над свежими могилками простыми.
В них мертвецы покоятся дремотно,
по большей части, сдохшие от водки.
А с краю, у гниющего болота,
меж Толиком и Сашкой посерёдке,
я лягу глухо, видимо, как в танке
(один попал под трактор, а другого
забили собутыльники по пьянке).
У кладбища зелёные поганки
всё будут перемигиваться строго.
И Коля там глотнёт свои полбанки:
«Ну, вот и всё. Спокойно спи, Серёга!»
* * *
Внучки непутёвые — две дуры —
в город подались — фотомодели!
Крыша протекла у бабы Нюры,
пол подгнил и стены отсырели.
Нюра чай заварит из кипрея,
откупОрит соус помидорный.
Родина свирепая, Расея —
Генка заходил, сказал: реформы!
Мол, теперь такая разнарядка —
брать налоги с каждого полена.
Восемьсот прислала нынче Татка,
тысячу подбросила Милена.
Ветрено. Поскрипывает рама,
кошка приютилась на кровати.
Что в России?.. Горе. Волчья яма.
Всех жалеть — жалелочки не хватит.
Нюра погрызёт сухарик чёрствый,
подметёт пустующую хату:
на войне братьЯ, от родов сёстры,
а мужик на Север по этапу.
Воет ветер, жмётся к пятистенку.
Кутается Нюра в полушалок:
дурачка обнять хотя бы, Генку…
Ан, к сухой груди треух прижала…
* * *
Утром в городе тихо, как в морге —
на работу никто не спешит.
Лишь патруль ДПС на дороге
и рекламный залгавшийся щит.
Это праздники, праздники, праздни…
наступление новой беды.
И фасады бесстыжие зданий,
умудрённые снегом, седы.
Из тумана бредут к автопарку
фонари — тротуар подметать,
и меняет судьба аватарку
на суровую рожу мента.
Светофор задубевший краснеет,
но не ведает город стыда.
Только мусорный ветер сильнее
и свирепее рвёт провода.
* * *
Наша глупость убийственна.
Ускользая во тьму,
не даётся нам истина,
и когда на блесну
нашей мысли, случается,
попадет звезда,
человек не смягчается,
говорит «ерунда».
Будут чёрные лыбиться
черепа на распыл.
Ничего не предвидится —
только звёздная пыль.
