Цветок на камне

Кулик Валерий

Главреж в жестяный рупор просипел:

"Я крайне не доволен, Бурдученко! —

а после, к ней пробравшись, — Буду честен,

в картинах не использую дублёров.

Держи свои протесты при себе.

Влетим в прокат — появится дублёнка,

решим проблемы с садом и с квартирой.

Прогоним режиссёрские семь бед,

а там считай — хоть гадом, хоть скотиной".

Статисты выливали на барак

запасы режиссёрского бензина,

и сразу поджигали. Все бесились,

мол, сняли пару дублей, ведь опасно!

Ершистый постановщик напирал:

"Бюжет не для того нам выдавался,

чтоб сняли абы как. Полейте, парни!

С такой халтурой, братцы, нам в ли — в рай?

Оплошности — удел политиканов".

За знаменем её гнала в огонь

профессия, с которой не поспоришь.

Поход туда — хорошее подспорье

для будущих ролей и пущей славы.

Нахваливать сценических врагов —

раскормленных, подпитых, пучеглазых —

иметь две равноценные натуры.

Она толкала творческий вагон,

твердя "легко" на общее "нам трудно".

Схватила знамя, выйти не смогла,

обрушилась пылающая балка.

Главреж хотел воспользоваться блатом,

замять произошедшее. Не дали.

Родными овладела немота.

Пускали только мужа и Наталью —

подругу и коллегу-одногодку:

"Скажи хоть слово, Инночка!" И та

спросила умирая: "Он доволен?"